Суд и нормотворчество в древних государствах

УДК 340.151

Страницы в журнале: 138-144

М.В. Кучин,

кандидат юридических наук, доцент кафедры международного и европейского права Уральского государственного юридического университета Россия, Екатеринбург kutschin@mail.ru

Предпринята попытка исследования истоков прецедентного права, уходящего корнями в древнюю историю человечества. На основе анализа исторических источников Древнего Египта, Месопотамии, Древней Греции раскрываются специфические особенности нормотворческого процесса, характерные для древних государств. Исследуются роль суда в становлении норм права в период, предшествовавший формированию римского права, значение судебных решений в системе источников права того периода.

Ключевые слова: источники права, судебный прецедент, нормотворчество, история права, римское право, власть.

В  юридической среде, да и не только, когда речь заходит о судебном нормотворчестве, взоры обращаются прежде всего к Англии — стране, в недрах которой была сформирована концепция судебного прецедента, признаваемая сегодня в качестве классической. При этом ряд исследователей оспаривают английское первенство в данной сфере, отдавая лавры преторскому праву, сложившемуся в недрах Древнего Рима и послужившему прообразом прецедентного права.

В этой связи возникают вопросы: существовало ли судебное нормотворчество в период, предшествовавший римскому праву? Какую роль играли судебные решения в формировании правовых норм в этих государствах?

Нормотворческий процесс в древних государствах характеризуется определенными специфическими особенностями, которые варьировались в зависимости от путей формирования публичной власти в каждом конкретном государстве. Одной из характерных черт древнего нормотворчества являлась его сакральность. В соответствии с представлениями многих народов первые законы имели божественное происхождение. В Древнем Египте законотворческими функциями наделяли различных богов. Так, право устанавливать законы приписывалось богу солнца Ра в гимне, созданном в его честь [8, c. 148]. Бога мудрости Тота, являвшегося верховным сановником Ра, египетские источники называют «первым законодателем» [7, c. 151]. Е.Н. Трикоз уточняет: «Согласно легенде начало древнейшему законодательству Египта положил бог Тот, якобы передавший египетским жрецам сорок две священные книги, первые тринадцать из которых были посвящены полномочиям фараона и основным законам» [30, c. 183]. Вместе с тем, по мнению других исследователей, пальма первенства в этом вопросе принадлежит богу Осирису, который, став царем Египта, дал египтянам основной свод законов, управлявший их жизнью [9, c. 46], а богу Тоту согласно мифу об Исиде и Осирисе отведена роль помощника Осириса в деле установления законов [24, c. 69]. В надписи, обнаруженной «в двух экземплярах», один — на острове Иос, другой — на острове Андрос, воспроизводятся слова Исиды, описывающие ее заслуги: «Я установила законы для человечества и предопределила ход вещей так, что это никто не сможет изменить» [7, c. 195].

Шумерские мифы о сотворении мира повествуют о том, как бог Энки создал для людей установления и записал их на скрижалях. Люди должны были их чтить, но он удержал скрижали у себя, чтобы люди не возвысились и не были как боги [24, c. 225]. В законах вавилонского царя Хаммурапи утверждается, что бог Шамаш даровал царю «постановления права» [13, c. 50].

Другим признаком, особенно ярко проявившимся в странах Ближнего Востока, является обожествление царя, стоявшего во главе государства. Древнеегипетские мифы относят появление царской власти к началу времен. «Творец был первым царем, он передал эту функцию своему сыну и наследнику — первому фараону. Эта передача освятила царскую власть как божественный институт» [33, c. 87]. Фараон для народа Египта выступал в качестве земного проявления богов. На божественную принадлежность указывают и имена-титулатуры фараонов, включавшие в свой состав иероглиф, означающий золото, которое по представлению египтян означало субстанцию божества, плоть любого бога [10, c. 53]. Каждый фараон в Древнем Египте считался потомком и верховного бога Ра — первого повелителя всего сущего, и бога Хора — прообраза всех египетских фараонов, и, следовательно, был связан с ними божественными и фамильными узами [20, c. 150—151]. Обожествление фараона имело место на протяжении всей истории страны, распространилось на греко-македонских царей Египта — Лагидов (Птолемеев), оказало безусловное влияние на римских императоров, в империю которых Египет входил в качестве провинции [20, c. 154].

Представления о божественном характере царской власти отражены во многих дошедших до наших дней источниках древних государств Месопотамии. Однако идеология обожествления правителя в данном регионе не идентична египетской. В отличие от фараонов, лишь некоторые из шумерских царей, правивших в III тысячелетии до н. э., достигших особого могущества, объявляли себя живыми воплощениями богов на земле, рожденными богами. Им поклонялись как при жизни, так и после смерти. К таковым, в частности, относились цари III династии города-государства Ур. В преамбуле к законам Ур-Намму, основателя III династии, говорится: «После того, как Ан и Энлиль передали Нанне царственность Ура, тогда Ур-Намму, сын порожденный богиней Нинсун…» [32, c. 146]. Царь Шульги заставлял воздавать себе почести как божеству. В честь него строились храмы, его статуе приносились жертвы. В честь другого царя царя, Гимильсина, совершались торжественные церемонии даже в Эшнунне, расположенной в далеком Аккаде. Царь Бурсин называл себя «богом, дающим жизнь своей стране» и «богом — солнцем своей страны» [1, с. 64, 102—103].

Позднее, во II—I тысячелетиях до н. э., произошли определенные изменения в идеологии, коренным образом изменившие взгляды на происхождение правителей. Отныне правитель перестал причисляться к богам, но божественной стала «царская власть», предоставляемая конкретному человеку богами. Так, согласно Шумерскому царскому списку, составленному, вероятно, в правление Ур-Намму (2111—2094 гг. до н. э.) [19, c. 146], царская власть была ниспослана с небес [21, c. 364]. При этом сакральность правителя заключалась в том, что он был ставленником богов, посредником между людьми и богами, лицом, с которым боги постоянно общаются и через которого реализуют свои повеления.

Царственность народами Древнего Востока воспринималась «как сила, упорядочивающая мир, как залог и воплощение этого упорядоченного мира, которому противостоит лишенный царственности хаос» [12, c. 117]. В Древнем Египте фараон «считался проводником, через который космическая духовная энергия входила в общественный и государственный организм, придавая ему соответствующий законам Вселенной порядок — “маат” и приводя в жизнь людей гармонию с природными процессами» [29, c. 171]. Египтяне исходили в своем мировоззрении из единства государственного порядка и вселенского божественного миропорядка, и фараону отводилась роль основного гаранта сохранения маат на земле Египта. Следование справедливости, праведности, истине, которые охватывались понятием «маат», означавшим в широком смысле космологический и социальный порядок, являлось основным принципом деятельности как богов, так и фараонов. В одном из древних текстов, дошедших до нашего времени, фараон так поучает своего сына: «Говори маат в собственных владениях, и будут благоговеть перед тобой вельможи, которые ведают страной; когда о божественном владыке свидетельствует праведность сердца, ведомства дворца внушают благоговение окрестностям. Твори маат, и ты будешь долго пребывать на земле» [18, c. 18].

Важнейшее место в идеологии Древней Месопотамии в качестве божественных установлений занимали понятия kittum и mīšarum (правда и справедливость), следование которым считалось первейшей обязанностью правителя [35, c. 15]. Возложение богами на правителей обязанности по поддержанию справедливого правопорядка в своем государстве особо подчеркивается в древних месопотамских законах. Пролог к законам Ур-Намму содержит следующие строки: «Ур-Намму, могучий воитель, царь Ура, царь Шумера и Аккада, могуществом Нанны, моего владыки, по праведному повелению Уту, установил в стране правду и справедливость…» [18, c. 160]. Похожая формула отражена и в законах Липит-Иштара: «…я, Липит-Иштар… царь Исина, царь Шумера и Аккада, любезный сердцу Инаны, по слову Энлиля установил право в Шумере и Аккаде» [16, c. 220]. Из содержания законов Хаммурапи  также следует, что он был призван Ану и Энлилем «для того, чтобы дать сиять справедливости в стране, чтобы погубить беззаконных и злых, чтобы сильному не притеснять слабого» [16, c. 225—226].

Устранение несправедливости требовало от правителя активных действий в том числе в нормотворческой и судебной сферах. Слова обожествленного правителя, любые его властные повеления рассматривались как божественная воля, что непосредственным образом оказывало влияние на нормотворческий процесс. Взгляд на значение царского слова очень наглядно отражают слова жителя Месопотамии, дошедшие до нашего времени: «Приказ дворца, подобно приказу Ану, не может быть изменен. Слово царя правильно, его высказывание, подобно высказыванию бога, не может быть изменено» [31, c. 188].

Принимая во внимание, что на ранних стадиях развития государства суд вершился непосредственно правителями, вынесенные ими судебные решения не отличались по юридической силе от каких-либо иных «несудебных» царских решений. Позднее с разрастанием государственного аппарата судейскими полномочиями стали наделяться лица, выполнявшие различные административно-управленческие функции. При этом правитель, как правило, продолжал олицетворять собой высший суд, так как именно царю принадлежало право творить справедливость. Дж. Уилсон о древнеегипетских фараонах пишет: «Царь должен был осуществлять творческое понимание способности отдавать правильные распоряжения и отправлять справедливость, которая представляла собой нечто большее, чем закон. Его чиновники были больше связаны законом и прецедентом, но божественные свойства царя предоставляли ему действовать свободно с целью осуществления справедливой власти» [31, c. 95]. Вместе с тем считалось, что первый помощник фараона — тжати1, — осуществлявший фактическое руководство судопроизводством начиная с эпохи Древнего царства, транслировал «божественные» повеления фараона, в связи с чем в целом ряде случаев силу источника права приобретали судебные решения.

Подтверждение этому мы находим в различных древнеегипетских письменных источниках. Так, в Поучении Птаххотепа, занимавшего должность тжати в период правления царя пятой династии Униса (приблизительно 2356—2323 гг. до н. э.), содержится обращение этого высокопоставленного чиновника к царю: «Позволь моему сыну унаследовать мое положение, — для этой цели я буду наставлять его в решениях судей, в мудрости тех, кто жил в более ранние годы» [29, c. 300—301]. В наставлении, адресованном тжати Рехмиру при назначении его на должность, датируемом серединой XV века до н. э., фараон указывает на необходимость использования при осуществлении правосудия ранее вынесенных судебных решений: «Что касается помещения, в котором ты судишь, есть в нем просторная комната, заполненная [записями (?) всех (прошлых)] судебных решений» [29, c. 382]. В указе фараона Хоремхеба, правившего во второй половине XIV века до н. э., также указывается на важность судебных решений для осуществления правосудия. Фараон, говоря о назначении судей, заявляет: «Я дал им предписание и законы в виде “дневников”». Под законами в виде «дневников» в Древнем Египте понимали выдержки из постоянно ведшихся записей о наиболее интересных судебных процессах и частных решениях, которыми следовало руководствоваться так же, как отдельными предписаниями и сводом законов [18, c. 126—127]. Древнегреческий историк Диодор Сицилийский, характеризуя деятельность фараона ХХIV династии Бокхориса, правившего Египтом в VIII веке до н. э., подчеркивает огромную значимость для жизни потомков как принятых им законов, так и вынесенных судебных решений: «Он утвердил [законы] в отношении царей и уточнил [законы], касающиеся сделок; он был настолько мудр в [своих] судебных решениях, что многие из его постановлений в силу [своего] превосходства памятны до сих пор» [15], т. е. до середины I века до н. э. — времени, когда жил Диодор.

На необходимость следования судебным решениям обращено внимание и в законах Хаммурапи: «Царь, который будет в стране, да соблюдает справедливые слова, написанные мною на моей стеле, да не изменит он судебных решений страны, как решались они мной, приговоров страны, как постановлялись они мною, да не разрушит моих предначертаний» [16, c. 259—260]. В.А. Якобсон, характеризуя правовые памятники Древней Месопотамии, выделяет в качестве самостоятельной группы источников юридические справочники, представлявшие собой «характерный для Древней Месопотамии тип пособия для практиков в определенной деятельности. Вместо изложения общих принципов и практических правил, подкрепленных примерами, как это характерно для справочников более поздних времен, авторы месопотамских справочников старались лишь собрать максимально возможное число практических примеров, которые надлежало заучивать на память. Предполагалось, очевидно, что это даст ученику возможность в дальнейшем справиться с любой конкретной ситуацией, руководствуясь усвоенными образцами» [35, c. 10—11]. Данные факты дают основания предполагать, что вынесенные ранее решения использовались в последующем при разрешении споров по аналогичным делам.

Египетская и месопотамская цивилизации несомненно оказали большое влияние на становление древнегреческого государства. Однако вместе с крушением крито-микенской цивилизации, существовавшей во II тысячелетии до н. э., и переходом к полисному периоду происходит коренное изменение системы органов управления в раннегреческом обществе. С распадом могущественных государственных образований уходят в небытие и их единовластные обожествленные правители — ванакты, обладавшие огромными полномочиями, что сближало их с правителями ближневосточных государств. Так, в произведениях древнегреческих авторов содержится указание на то, что критские цари Минос и Радамант имели божественное происхождение, являясь сыновьями самого Зевса, получившими царскую власть из рук богов [4, c. 590; 27, c. 590]. В.В. Латышев, давая характеристику царской власти периода Троянской войны (XIII век до н. э.), пишет: «Царская власть считалась божественным учреждением: цари гомеровские происходят от Зевса или других богов, ими воспитываются, стоят под их особым покровительством, получают от Зевса скипетр и законы и передают их по наследству своим преемникам» [22, c. 28].

Вместе с тем авторитарная форма государства, типичная для стран Ближнего Востока, не прижилась на греческой территории. Принципиальным отличием античного общества конца II—I тысячелетий до н. э. является отсутствие единоличного и всевластного правителя во главе полиса, являвшегося основной формой политической и социальной организации, для которого характерна тенденция к демократии, правлению всего коллектива граждан в целом [3, c. 23]. Власть, ранее сосредоточенная в руках ванактов, была распределена между более значительным числом местных царей-басилевсов. Наряду с ослаблением роли правителей наблюдается возврат к родоплеменной структуре с авторитетным советом старейшин и весьма значимой ролью собрания рода. Ю.В. Андреев, характеризуя политическую организацию гомеровской общины позднего периода, отмечает: «Слишком мизерно поле административной и судебной деятельности басилея. Слишком велика… его зависимость от возглавляемой им общины» [2, с. 324].

Тенденция на ограничение царской власти сохранилась и в последующем — в процессе становления государственности в греческом полисе. По утверждению Аристотеля, «в древние времена цари управляли непосредственно всеми делами, касающимися государства, руководили его внутренней и внешней политикой; впоследствии же, после того как от некоторых функций своей власти они отказались сами, а другие были отняты у них народом, в одних государствах за царями сохранилось только право жертвоприношений, в других — где все-таки может идти речь о царской власти — цари удержали за собой лишь право быть главнокомандующими за пределами страны» [5, c. 758]. Так, в Афинах во второй половине XI века до н. э. на смену монархии приходит триархия, когда власть делится между царем-басилевсом, в ведении которого оставалась сфера традиционных вопросов жизни полиса, полемархом-военачальником, и архонтом, которому надлежало управлять всеми вновь возникающими вопросами полисной жизни. Позднее управление перешло к девяти архонтам, представлявшим аристократическую часть древнегреческого общества. С развитием демократии все большая роль в государственном управлении Афин отводилась народному собранию и народному суду — гелиэе.

Данные изменения в государственном устройстве оказали непосредственное влияние на нормотворческую деятельность. Прежде всего следует обратить внимание на то, что установление демократических институтов на основе выборности должностных лиц и широкое участие населения в нормотворчестве повлекло за собой изменение во взглядах древних греков на происхождение законов, согласно которым весь нормативный массив делился на две части: отеческие законы, пришедшие от предков и имевшие согласно общепризнанному мнению божественную природу, и нормы, создававшиеся действующими институтами власти и признававшиеся продуктом человеческой деятельности. Формирование подобных взглядов на происхождение правовых норм обосновывалось философскими учениями, получившими широкое распространение в Древней Греции и послужившими основой для формирования концепции естественного права.

Немаловажную роль в закреплении такого деления имела и письменная фиксация вновь принимаемых законов. Согласно Аристотелю есть два вида законов — частный и общий. Частным он называет «написанный закон, согласно которому люди живут в государстве, общим — тот закон, который признается всеми людьми, хотя он и не написан» [6, c. 138]. Эти две разновидности законов, по мнению Аристотеля, имеют и различную юридическую силу, что подчеркивается им в дальнейшем разъяснении по вопросу применения законов в суде: «Очевидно, что когда писаный закон не соответствует положению дела, следует пользоваться общим законом, как более согласным с правдой и более справедливым [с тем соображением], что “судить по своему лучшему разумению” значит не пользоваться исключительно писаными законами и что правда существует вечно и никогда не изменяется, так же как и общий закон, потому что и правда, и общий закон сообразны с природой, а писаные законы изменяются часто» [6, c. 165].

Для Древней Греции, так же как и для государств Ближнего Востока, на ранних стадиях государственного развития характерно осуществление нормотворчества непосредственно царями, в компетенции которых находилось и правосудие. Позднее нормотворческая и судебная функции перешли к архонтам, деятельность которых вызывает определенный интерес в контексте рассматриваемой проблемы. В VII веке до н. э. количество архонтов увеличилось с трех до девяти за счет ежегодно избираемых шести архонтов-фесмофетов. Аристотель в Афинской политии так описывает полномочия фесмофетов: «Они должны были записывать правовые положения и хранить их для суда над спорящими сторонами» [5, c. 884]. По поводу сущности названных «правовых положений» в исторической науке нет единого мнения. В англо-американской литературе получила широкое распространение точка зрения, согласно которой данные «правовые положения» являются судебными решениями либо общими правилами, выведенными фесмофетами в ходе рассмотрения конкретных дел [36, р. 56; 37, р. 71—77; 38, р. 76; 39, р. 174]. По мнению других исследователей, фесмофеты могли также осуществлять запись норм обычного права. Т.В. Блаватская пишет: «Увеличивавшееся количество правовых конфликтов, поступавших на рассмотрение самих фесмофетов, неизбежно требовало выработки ими общепринятого толкования каждого значительного устного обычая и последующей точной записи их конкретного решения. Таким образом, в аттической правовой практике наряду с устным обычным правом постепенно появлялись записанные архонтами уставы» [11, c. 368—369]. При этом специалистами-антиковедами не ставится под сомнение и право фесмофетов создавать в процессе осуществления правосудия новые правовые нормы, продиктованные жизненной необходимостью [11, c. 369; 26, c. 213—214].

На усиление значения судебного нормотворчества указывает и создание в конце V века до н. э. из состава судей-гелиастов комиссии номофетов, которой были переданы полномочия по принятию новых и отмене старых законов.

Пристрастие афинян к судебным разбирательствам и отсутствие необходимых норм, детально регламентирующих конкретную ситуацию, вынуждало суд заниматься нормотворчеством. Значение судей в данном процессе подтверждается письменными источниками, дошедшими до нашего времени. Плутарх по этому поводу писал: «Когда предмет спора не мог быть решен на основании законов, приходилось всегда иметь надобность в судьях, и всякое спорное дело вести перед ними, так как они были некоторым образом господами над законами» [28, c. 174]. Этому заявлению вторят в своих речах афинские ораторы. Так, Ликург в речи против Леократа призывает судей в отсутствие нормы, регламентирующей соответствующие отношения, выступить в качестве законодателя [17, c. 523].

Значительную роль в процессе осуществления судопроизводства играла правовая аналогия — толкование и решение конкретного правового спора на основе устоявшихся общих принципов полисного правопорядка, по аналогии с прежними решениями подобных дел [25, c. 106]. На необходимость следования принципам, получившим закрепление в ранее принятых решениях, указывает Лисий в своем выступлении о конфискации имущества у Никиева брата: «Господа судьи, я уверен, Полиох очень дорого бы дал за то, чтобы выиграть этот процесс, видя в этом прекрасный случай показать и гражданам и иностранцам, что он в Афинах имеет такую силу, что может заставлять вас самих выносить решения, противоположные вашим собственным» [23, c. 194]. С аналогичных позиций выступает и Демосфен. В речи против Тимократа оратор, критикуя оппонента, апеллирует к суду: «Ведь он… требует поступать наперекор тем постановлениям, которые принимались вами в прошлых судебных процессах» [14, c. 266]. На значение единообразия при осуществлении правосудия обращает внимание царя кипрского города Саламина — Никокла Исократ: «Выноси решения по поводу их споров между собой нелицеприятные и не противоречащие друг другу; всегда суди одинаково об одном и том же, ибо прилично и полезно, чтобы мнение царей о справедливости оставалось неизменным так же, как хорошо установленные законы» [17, c. 25].

Более того, согласно заявлениям ораторов сформулированные в конкретных судебных решениях правила должны как использоваться для разрешения аналогичных споров в суде, так и выступать в качестве нормы для регулирования таких отношений в будущем. Лисий в своей речи против Алкивиада обращается к суду: «С тех пор как мы заключили мир, вы теперь в первый раз судите преступления такого рода. Поэтому естественно, что вы сами должны быть не только судьями, но и законодателями, зная, что в будущем государство будет действовать в таких случаях сообразно с тем решением, какое вы о них теперь постановите» [23, c. 171]. На значение судебного решения как регулятора для вновь возникающих отношений обращает внимание судей Демосфен в речи против Дионисодора: «…граждане афинские, не забывайте, что, разбирая сейчас этот отдельный случай, вы выступаете законодателями для всей торговой части гавани, и что большое число людей, занимающихся морской торговлей, внимательно наблюдают за вами, как вы решаете это дело. Если вы подтвердите необходимость строгого соблюдения договоров и взаимных соглашений и ни в чем не будете прощать их нарушителей, то те, кто живет на прибыли от кредитов, с большей охотой станут вкладывать свои деньги, а от этого возрастет благосостояние вашего порта. Если же судовладельцам, подписавшим обязательство, в том числе и о возвращении в Афины, будет позволено направлять свой корабль в другие порты со ссылкой на его повреждение и под иными подобными предлогами, какие приводит Дионисодор, а также сокращать проценты в соответствии с пройденным, по их собственным словам, путем, а не в соответствии с договором, то ничто не помешает лишить силы любое соглашение. Кто же после этого захочет вложить свое состояние, когда видит, как долговые обязательства ставятся вне закона…» [14, c. 230—231].

Таким образом, в условиях правовых систем древности значение судебной практики в качестве источника права было достаточно велико. Вместе с тем при исследовании данного вопроса порой бывает достаточно сложно отличить норму, созданную судом, от обычая, который суд применил при разрешении конкретного дела. Рассматривая вопрос о месте судебной практики в качестве источника права древних государств, Л.С. Явич отмечал: «Прецедентное право подчас трудно отличить от правовых обычаев, но во многих случаях оно является результатом не простого санкционирования обычая, а нормотворческой деятельности судов и администрации, осуществляемой путем рассмотрения конкретных дел и вынесения по сходным спорам или деликтам более или менее одинаковых решений на основе прецедента (имевшего место решения по аналогичному делу). Образуется обширная судебная (административная) практика, в которой и содержится общая норма, но часто в форме индивидуальных судебных (административных) актов единообразного характера» [34, c. 113].

Анализ судебной деятельности в древних государствах дает основания утверждать о существенном вкладе, внесенном судами в формирование правовых систем. Именно суды первыми сталкивались с проблемой отсутствия правовых норм, необходимых для разрешения споров, возникающих в ходе развития экономических и общественных отношений. Поиск способа урегулирования таких вопросов настойчиво требовал создания новых норм. При этом необходимо отметить, что нормотворчество, осуществляемое в процессе рассмотрения конкретного дела, в большей степени имело административно-судебную природу в силу компетенции лиц и органов, осуществлявших судопроизводство. Применительно к данной эпохе разграничение нормотворчества на «чисто административное» и «чисто судебное» не представляется возможным, так как мы имеем дело с осуществлением управленческих функций, реализуемых посредством судебного процесса.

Список литературы

1. Авдиев В.И. История Древнего Востока. М., 1970. С. 64, 102—103.
2. Андреев Ю.В. Гомеровское общество. Основные тенденции социально-экономического и политического развития Греции XI—VIII вв. до н. э. СПб., 2004. С. 324.
3. Античная Греция. Проблемы развития полиса. Т. 1. Становление и развитие полиса. М., 1983. С. 23.
4. Аполлодор. Мифическая библиотека. Л., 1972. С. 590.
5. Аристотель. Политика. Метафизика. Аналитика. М., СПб., 2008. С. 758, 884.
6. Аристотель. Поэтика. Риторика. СПб., 2010. С. 138, 165.
7. Бадж У. Древний Египет: духи, идолы, боги. М., 2009. С. 151, 195.
8. Бадж У. Египетская книга мертвых. СПб., 2011. С. 148.
9. Бадж У. Египетская религия. Египетская магия. М., 1996. С. 46.
10. Берлев О.Д. «Золотое имя» египетского царя // Ж.Ф. Шампольон и дешифровка египетских иероглифов. М., 1979. С. 41—59.
11. Блаватская Т.В. Черты истории государственности Эллады. СПб., 2003. С. 369.
12. Вейнберг И.П. Человек в культуре древнего Ближнего Востока. М., 1986. С. 117.
13. Волков И.М. Законы вавилонского царя Хаммураби. М., 1914. С. 50.
14. Демосфен. Речи: В 3 т. М., 1994. С. 230—231, 266.
15. Диодор Сицилийский. Историческая библиотека.URL: http://www.simposium.ru/ru/node/863
16. Дьяконов И.М. Законы Вавилонии, Ассирии и Хеттского царства // ВДИ. 1952. № 3—4. С. 199—320.
17. Исократ. Речи. Письма. Малые аттические ораторы. М., 2013. С. 25, 523.
18. История Древнего Востока. Тексты и документы. М., 2002. С. 18, 126—127, 160.
19. История Древнего Востока. Ч. 1. Месопотамия. М., 1983. С. 146.
20. Коростовцев М.А. Религия Древнего Египта. СПб., 2000. С. 150—151, 154.
21. Крамер С. Шумеры. Первая цивилизация на Земле. М., 2010. С. 364.
22. Латышев В.В. Очерк греческих древностей. Ч. 1. Государственные и военные древности. Спб., 1888. С. 28.
23. Лисий. Речи. М., 1994. С. 171, 194.
24. Мифы и легенды народов мира. М., 2004. С. 69, 225.
25. Нерсесянц В.С. Сократ. М., 1977. С. 106.
26. Пальцева Л.А. Фесмофеты и раннее афинское законодательство // Мнемон. Вып. 5. СПб., 2006. С. 205—214.
27. Платон. Законы. М., 1999. С. 590.
28. Плутарх. Избранные жизнеописания. Т. 1. М., 1987. С. 174.
29. Томсинов В.А. Государство и право Древнего Египта. М., 2011. С. 171, 300—301, 382.
30. Трикоз Е.Н. Формирование древнеегипетского права: у истоков древнейшей правовой традиции // Правоведение. 2005. № 1. С. 183—193.
31. Франкфорт Г., Франкфорт Г.А., Уилсон Дж., Якобсен Т. В преддверии философии. М., 1984. С. 95, 188.
32. Хрестоматия по истории Древнего Востока. Ч. 1. М., 1980. С. 146.
33. Элиаде М. История веры и религиозных идей. Т. 1. М., 2001. С. 87.
34. Явич Л.С. Общая теория права. Л., 1976. С. 113.
35. Якобсон В.А. Возникновение писаного права в древней Месопотамии // Вестник древней истории.1981. № 4.С. 9—20.
36. Gagarin M. Early Greek Law. Berkeley, Los Angeles, London, 1986.Р. 56.
37. Gagarin M. The Thesmothetai and the Earliest Athenian Tyranny Law // Transactions of the American Philological Association. Vol. 111. 1981. P. 71—77.
38. Hignett C. A History of the Athenian Constitution to the End of the Fifth Century B.C. Oxford, 1952.Р. 76.
39. Ostwald M. Nomos and the Beginnings of the Athenian Democracy. Oxford, 1969.Р. 174.