УДК 340.13:342
Страницы в журнале: 5-12
А.П. Андреев,
главный научный сотрудник Центра исследования проблем безопасности РАН Россия, Москва andreev_a_p@mail.ru
С.Д. Кокунова,
ведущий научный сотрудник Центра исследования проблем безопасности РАН Россия, Москва svetlana.nukok@yandex.ru
Рассматривается состояние системы российского права и законодательства. Прослеживаются изменения системы права с начала реформации 1990-х годов по настоящее время, выявляются негативные аспекты при формировании законодательства: бессистемное внесение изменений в законодательные акты, применение «правового вымысла» и «правовой фикции». Приводятся примеры правовых норм, приводящих к коллизии их применения на практике. Обосновывается предположение о дальнейшем разрастании патологии сознания современного общества — правового нигилизма.
Актуальность исследования обусловлена изменением восприятия права в условиях модернизации коммуникаций и информатизации общества, стиранием граней между механизмом восприятия гуманитарных и негуманитарных наук, что ведет к девальвации современной системы права и растущим угрозам национальной безопасности. В процессе исследования использовались методы системно-структурного анализа, сравнения, динамического и статистического подхода и изучения правовых документов.
Авторы делают вывод о необходимости разработки новой концепции права на основе научно-исследовательских изысканий в сфере гуманитарных и технических наук с привлечением лучших специалистов в области права, информатики и высоких технологий.
Ключевые слова: «взрывное» развитие права, деформация правовой системы, правовой вымысел, правовой нигилизм, правовая фикция, девальвация права, информатизация, креативность восприятия права, национальная безопасность, модернизация.
Ученые-правоведы уже более 15 лет высказывают озабоченность состоянием российской системы законодательства. 1980—1990-е годы, когда произошла революционная смена политических и экономических приоритетов в развитии нашей страны, часто характеризуются как «эпоха взрывного развития гражданского права», коренным образом повлиявшая на развитие всех отраслей законодательства России в переходный период [3].
Действительно, замена плановой экономики на свободные рыночные отношения потребовала стремительного, не основанного на правовой науке в силу ее социалистической ориентированности, изменения гражданского и других отраслей так называемого хозяйственного законодательства. Несколько медленнее, с учетом исследований в области политико-правовых наук, изменился основной закон государства — Конституция РФ, законодательство в области регулирования деятельности государственных органов, затем — уголовное, административное законодательство и процессуальные законодательные акты. Такому же «взрывному» скоропостижному воздействию были подвержены и другие отрасли законодательства, впитавшие в себя элементы различных правовых систем.
На первом этапе это сыграло свою позитивную роль. Профессор юридического факультета МГУ им. М.В. Ломоносова В.А. Белов отмечает: «Пожалуй, в истории нашего Отечества не было еще периода, когда значение права в жизни общества в целом и каждого индивида в отдельности настолько возрастало» [3, с. 35]. Однако современное российское право, по мнению В.А. Белова, к сожалению, «существует, применяется и развивается не только без какой бы то ни было помощи со стороны юридической науки и представляющих ее ученых-юристов, но и зачастую вопреки ее “усилиям”. Ученые и наука права оказываются как бы на отшибе: право и практика живут сами по себе, правоведение — само по себе» [3, с. 35].
С учетом открывшихся возможностей демократии и необходимости развития новой экономической системы правовые инициативы исходили из источников, далеких от правотворчества. Вероятно, тогда и были заложены в основу современной правовой системы Российской Федерации неправильно понятые принципы свободы экономической деятельности и произвольности действий и поступков — «разрешено все, что не запрещено законом».
Можно предположить, что длительный период советского времени, в котором право существовало в виде надстроечного аппарата, организма, оказывающего влияние на жизнь граждан без какой-либо обратной связи, логично завершился потребностью активно влиять на его формирование без осознания его системности и сущности и без потребности строгого соблюдения закона. Деформация системы права, затруднившая применение закона на практике, в свою очередь, закономерно привела к тому, что возникающие прецеденты разрешались не при помощи правовых механизмов, а посредством деловой произвольной активности, зачастую далекой от установленных норм.
Еще в 2009 году выдающийся современный философ и теоретик права С.С. Алексеев в статье «Крушение права. Полемические заметки» с горечью и сожалением отметил, что в современной истории, в том числе в истории России, право утратило свою сущность как высшее достижение цивилизации и культуры, обитель и гарант свободы людей: «Право в нынешнюю пору… реально не раскрылось в своих высших характеристиках, не заняло того высокого положения, которое оно по логике истории, исконной своей природе и требованиям жизни призвано занять. То есть оно не стало высшим регулятором поведения людей в их практической жизни… Не менее прискорбен и другой горестный момент… События в реальной жизни развиваются так, что основной поток фактических дел и отношений, требующих по всем данным правового обоснования и решения, проходит мимо права, или, точнее, рядом с ним, лишь время от времени, слегка – “по потребности” — с ним соприкасаясь» [2, c. 12—13].
Вероятно, в это время и возник современный российский феномен активного апеллирования граждан к авторитету права и верховенству закона, необходимости максимального правового регулирования отношений во всех сферах жизнедеятельности общества, с одной стороны, и правового нигилизма, выражающегося в полном игнорировании установленных норм, — с другой. При этом следует признать, что в российской действительности призывы к верховенству права не всегда продиктованы стремлением к безусловному соблюдению закона. Нередко они выступают, как это ни парадоксально, средством уклонения от ответственности за определенный произвол на грани нарушения правовых норм.
Примером тому могут служить налоговые правоотношения в «докодексовый» период. Тогда в целях уклонения от ответственности за налоговые правонарушения широко применялись юридические фикции. В условиях отсутствия правового регулирования отношений, имеющих значение для налогообложения, налогоплательщики (стороны защиты их интересов) стали применять правовой вымысел — прием, когда действительность подводится под какую-либо условную формулу. Суды, руководствуясь принципом, что все неточности трактуются в пользу налогоплательщика, заполняли этой фикцией пробел в законе. Впоследствии подобного рода «прослойки» нашли свое закрепление в Налоговом кодексе РФ. Кстати, только часть первая НК РФ (общая) с момента принятия до настоящего времени увеличилась в объеме в четыре раза. При этом нельзя не учитывать, что бесконечное внесение изменений в тот же НК РФ влечет за собой изменения в бюджетном, административном, уголовном и практически в любом отраслевом законодательстве.
Аналогичная ситуация наблюдается во всех отраслях права. Законодательство растет как снежный ком, создавая все больше проблем в правоприменении и незавершенных правовых логических цепочек. Например, с 1998 года по настоящее время в Уголовный кодекс РФ, принятый в 1996 году [17], были внесены изменения 193 законами (см. табл. 1). В Уголовно-процессуальный кодекс РФ [16], принятый в 2001 году, были внесены изменения 213 законами (см. табл. 2).
Один из недавних законов, которым были внесены изменения в УК РФ и УПК РФ — Федеральный закон от 19.12.2016 № 436-ФЗ «О внесении изменений в статью 299 Уголовного кодекса Российской Федерации и статью 151 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации» [10], — вызвал серьезную дискуссию как на стадии его разработки, так и после принятия. В соответствии с этим законом ужесточается уголовная ответственность за привлечение заведомо невиновного к уголовной ответственности: данное деяние наказывается лишением свободы на срок до 7 лет (в ранее действовавшей редакции — до 5 лет); то же деяние, соединенное с обвинением лица в совершении тяжкого или особо тяжкого преступления либо повлекшее причинение крупного ущерба или иные тяжкие последствия, наказывается лишением свободы на срок от 5 до 10 лет (ранее — от 3 до 10 лет). Кроме того, ст. 299 УК РФ дополнена частью 3, в соответствии с которой введена уголовная ответственность за незаконное возбуждение уголовного дела, если это деяние совершено в целях воспрепятствования предпринимательской деятельности либо из корыстной или иной личной заинтересованности и повлекло прекращение предпринимательской деятельности либо причинение крупного ущерба. Этим же законом проведение предварительного следствия по преступлениям, предусмотренным ст. 169 «Воспрепятствование законной предпринимательской или иной деятельности» УК РФ, передано от следователей органов внутренних дел следователям Следственного комитета РФ.
Уже при подготовке к рассмотрению законопроекта № 15810-7 [9] в профильном комитете Государственной Думы Правовое управление Государственной Думы представило свое заключение, резюмирующее, что законопроект требует серьезной редакционной доработки. В заключении отмечается, что «из текста проектной третьей части статьи 299 УК РФ не ясно, кто является субъектом данного преступления — следователь, незаконно возбудивший уголовное дело, сотрудники органов дознания, предоставившие следователю недостоверную информацию, послужившую поводом к незаконному возбуждению уголовного дела, руководитель следственного органа, не осуществивший процессуальный контроль, или прокурор, не отреагировавший должным образом на поступившее к нему для утверждения незаконное постановление о возбуждении уголовного дела» [1, с. 12—17; 9].
Таким образом, сложности правоприменения пролоббированного бизнесом закона очевидны и потребуют дальнейшей корректировки уголовного и уголовно-процессуального законодательства.
Аналогичная ситуация складывается практически во всех отраслях права. Например, в Федеральный закон от 06.10.2003 № 131-ФЗ «Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации» [8] внесены изменения 158 законами, в Федеральный закон от 07.08.2001 № 115-ФЗ «О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма» [12] — 48 законами, в Федеральный закон от 05.04.2013 № 44-ФЗ «О контрактной системе в сфере закупок товаров, работ, услуг для обеспечения государственных и муниципальных нужд» [11] — 41 законом. При этом последний закон по-прежнему содержит «массив неоднозначных норм, способных привести к правовым коллизиям в процессе взаимодействия всех субъектов контрактной системы, особенно с контролирующими органами» [5].
Даже считающаяся в среде цивилистов стабильной, основанной на принципах римского права часть первая Гражданского кодекса РФ [4] претерпела изменения, внесенные в нее более чем 30 законами.
Такое массированное изменение законодательства невозможно объяснить лишь реальными потребностями правового регулирования. Многие изменения вносятся хаотично, бессистемно. Законопроекты не получают не-обходимой проработки и должного обсуждения, принимаются в немыслимые для нормального законотворчества сроки. Создавшееся положение может объясняться лишь тем, что «допуск» к законотворчеству и возможность лоббирования своих интересов получил широкий круг заинтересованных лиц и структур. Сюда относятся как органы государственной власти, так и госмонополии, общественные и политические организации, бизнес-структуры, действующие как непосредственно, так и через лоббистов.
Уже вошло в привычку и стало неотъемлемым для всех сторон нашей общественно-политической и экономической жизни объяснение всех недостатков несовершенством правового регулирования той или иной сферы деятельности и требование изменения законодательства. В то же время практически не замечаются дефекты в правоприменении. «Болезни», связанные с неисполнением законов, «лечим» созданием новых правовых норм, совершенно не заботясь об обеспечении их дальнейшего применения.
Обратная сторона «двойной морали» российского общества в отношении права и закона — не снижающий темпов своего разрастания правовой нигилизм.
Правовой нигилизм исследовали многие представители правовой науки, и большинство из них пришло к выводу, что эта социальная патология является характерной чертой российского правосознания; правовой нигилизм определяется как «психологически отрицательное (негативное) отношение к праву со стороны граждан, должностных лиц, государственных и общественных институтов, а также фактически правонарушающие действия указанных субъектов; данный феномен выступает как элементом сознания (индивидуального, группового, общественного), так и способом, линией поведения индивида либо коллектива» [7, с. 13]. Особенность российского правового нигилизма состоит в том, что он в большей степени представляет собой осознанное негативное отношение субъекта к любым юридическим нормам.
Вместе с тем некоторые ученые-правоведы полагают, что российское общественное сознание «питается» идеей о приоритете нравственно-этических требований перед юридическими правилами. Современные исследователи феномена отечественного правосознания часто говорят и о такой его особенности, как этико-центрический тип правопонимания. По их мнению, юридические нормы зачастую воспринимаются индивидуальным, групповым и даже общественным правосознанием как некие формализованные нравственные предписания запретительного характера с карательными санкциями [13; 14]. Последнее предположение соблазнительно, но вряд ли оно является истиной в российской действительности.
Имеется также фактор глобального значения, который нельзя не учитывать при исследовании вопроса о состоянии права. Современное общество перешло на новую ступень развития цивилизации и вступило в век информационных технологий. Это коренным образом изменило восприятие права в целом и законодательства в частности как стабильных основ существования государства и общества.
В понимании пользователей информационных систем стираются различия между законами, подзаконными актами, нормативными правовыми и правовыми актами, правилами и инструкциями ненормативного характера. Извлеченный из закона или нормативного акта контекст воспринимается без связи с другими правовыми нормами и источниками, что неминуемо ведет к искажению понимания правовой ситуации и неправильной трактовке юридических событий и фактов. В качестве правового может восприниматься любой объект, т. е. не только текст, но и различные обстоятельства, культура, деятельность человека и сам человек.
В этом аспекте представляет значительный интерес статья профессора В.В. Лазарева «Толкование права: классика, модерн и постмодерн», который пишет, что «юридическая наука в аспекте методологии все в меньшей степени отличается от негуманитарных (Курсив наш. — А.А., С.К.), углубляя свойственные постмодернизму черты» [6, с. 19], в том числе:
— креативность человека, исследователя;
— креативность исследовательского процесса;
— конструирование мира, его интерпретацию и восприятие как совокупную множественность интерпретаций;
— единство субъекта и объекта познания;
— саморефлексию и самокритику исследователя как свидетельство его креативности и соединения субъекта и объекта, поскольку в качестве предмета выступает собственное мышление (когнитивный подход);
— стохастичность жизненных процессов и правовых систем, причинно обусловленных только до определенного предела, после которого в дело вступает случай;
— разветвленность знаний, отсутствие единого концептуального восприятия реалий, исключающего неопределенность и эклектизм;
— диалогизм как необходимое следствие информатизации и вместе с тем отсутствия определенности, которая в классическом правоведении обеспечивалась законом;
— движение в сторону особой формы интеграции знания к синтезу классических и неклассических представлений (формирование «синтетического», интегративного понимания права); к соединению детерминистских и индетерминистских представлений (понятие детерминированного хаоса) [6, с. 19—20].
В современном мире меняется восприятие окружающей среды, информации. Все чаще ученые говорят о доминировании «клипового», «мозаичного» сознания. Внедрение электронных технологий во взаимоотношения государства и граждан в понимании пользователя все больше устраняет грань между правом и долженствованием, тем самым приближая закон к состоянию правил пользования тем или иным объектом.
С учетом этих и иных факторов можно с уверенностью утверждать, что российское законодательство находится в предкризисном состоянии, которое можно определить как девальвацию права — такую патологию правовой системы, при которой существующие средства достижения общественных целей (нормы) становятся неадекватными состоянию общества, в результате чего могут возникнуть непредсказуемые, неуправляемые ситуации, реально угрожающие стабильности об-
щества.
В Стратегии национальной безопасности РФ [15] понятие «национальная безопасность» определено как состояние защищенности личности, общества и государства от внутренних и внешних угроз, при котором обеспечиваются реализация конституционных прав и свобод граждан Российской Федерации, достойные качество и уровень их жизни, суверенитет, независимость, государственная и территориальная целостность, устойчивое социально-экономическое развитие Российской Федерации. Национальная безопасность включает в себя оборону страны и все виды безопасности, предусмотренные Конституцией РФ и законодательством Российской Федерации, и прежде всего государственную, общественную, информационную, экологическую, экономическую, транспортную, энергетическую безопасность, безопасность личности.
Нам не хотелось бы следовать негативной тенденции включать в понятие национальной безопасности всю проблематику деятельности современного общества и тем самым искусственно расширять это понятие. Однако приходится признать, что наличие в государстве соответствующей его форме системы права и системы законодательства, а также законности как всеобщей конституционной обязанности соблюдать законы является неотъемлемым и едва ли не основным фактором обеспечения национальной безопасности. Представляется, что этот фактор недостаточно изучен. Система права и система законодательства пассивны по сравнению с техническими достижениями, и по этой причине их влияние на стабильность и безопасность государства, а также направления дальнейшей его модернизации нуждаются в наиболее тщательном исследовании.
Теория национальной безопасности традиционно оперирует результатами политических, социальных, экономических, гуманитарных и других наук, ориентированных на исследование средств обеспечения безопасности человека, общества и государства. Однако современное технологическое развитие общества диктует необходимость использования в изучении проблем национальной безопасности таких наук, как математика, кибернетика, логика, системология, конфликтология, синергетика и др. Представляется, что только альянс различных отраслей наук позволит адекватно реагировать на происходящие цивилизационные изменения и обеспечить необходимый уровень национальной безопасности государства.
Происходящие в мире процессы синхронизированы в той или иной мере, поэтому то, что происходит с законодательством и правом в России, характерно и для других стран. В условиях глобализации и перехода к новым коммуникационным технологиям необходим совершенно новый подход к формированию общеобязательных требований и установлений.
Не обладая существенным профессиональным инструментарием для предложения готовой модели право- и нормотворчества, полагаем, что объединение усилий лучших специалистов в области права, информатики и высоких технологий позволило бы разработать новую концепцию системы права и законодательства. Возможно, было бы правильно обратиться к прежнему опыту формирования незыблемых конструктивных Основ законодательства по отраслям права, а детализирующие и процессуальные нормы, относящиеся к механизму реализации законодательного установления, привести к состоянию правил поведения, инструктажа. С учетом все более интенсивного перехода государственно-общественных связей в цифровую форму было бы разумно разработать и предложить такие программы, которые в случае появления преднамеренной или случайной ошибки не допускали бы выполнения любого юридически значимого действия.
Разработка концепции новой системы права и системы законодательства, безусловно, нуждается в предварительном проведении научно-исследовательских изысканий в сфере как гуманитарных, так и технических наук, а также в обсуждении этих изысканий в профессиональной среде и на международных симпозиумах. Но очевидно, что до рождения этой концепции целесообразно «заморозить» хаотичное массовое производство законов, уделив должное внимание сфере правоприменения.
Список литературы
1. Андреев А.П., Кокунова С.Д. Ужесточение уголовной ответственности за незаконное привлечение предпринимателей к уголовной ответственности как превентивная мера в борьбе с коррупцией и недобросовестной конкуренцией // Международный правовой курьер. 2016. № 6 (18). С. 12—17.
2. Алексеев С.С. Крушение права. Полемические заметки. Екатеринбург: Изд-во Института частного права, 2009. С. 12—13.
3. Белов В.А. Наука права (правоведение или юриспруденция): кризисное состояние и пути его преодоления // Закон. 2016. № 11. С. 35—51.
4. Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая): федер. закон от 30.11.1994 № 51-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 1994. № 32. Ст. 3301.
5. Кикавец В.В. Судебные споры в контрактной системе: науч.-практ. пособие // Доступ из СПС «КонсультантПлюс».
6. Лазарев В.В. Толкование права: классика, модерн и постмодерн // Журнал российского права. 2016. № 8. С. 15—28.
7. Матузов Н.И. Правовой нигилизм в свете российского менталитета // Актуальные проблемы теории права. Саратов, 2003. С. 13.
8. Об общих принципах организации местного самоуправления в Российской Федерации: федер. закон от 06.10.2003 № 131-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 2003. № 40. Ст. 3822.
9. О внесении изменений в статью 299 Уголовно-го кодекса Российской Федерации и статью 151 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации: заключение по проекту федерального закона № 15810-7 (внесен Президентом РФ 01.11.2016). URL: http://www.gosduma.net/cabinet/ (дата обращения: 16.05.2018).
10. О внесении изменений в статью 299 Уголовного кодекса Российской Федерации и статью 151 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации: федер. закон от 19.12.2016 № 436-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 2016. № 52 (ч. V). Ст. 7485.
11. О контрактной системе в сфере закупок товаров, работ, услуг для обеспечения государственных и муниципальных нужд: федер. закон от 05.04.2013 № 44-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 2013. № 14. Ст. 1652.
12. О противодействии легализации (отмыванию) доходов, полученных преступным путем, и финансированию терроризма: федер. закон от 07.08.2001 № 115-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 2001. № 33 (ч. I). Ст. 3418.
13. Сауляк О.П. Правовой нигилизм как инвариант отечественного правосознания // Российская юстиция. 2009. № 9. С. 2—3.
14. Соловьев Э.Ю. Прошлое толкует нас (Очерки по истории философии и культуры). М.: Политиздат, 1991.
15. Стратегия национальной безопасности Российской Федерации: утв. указом Президента РФ от 31.12.2015 № 683 // Собрание законодательства РФ. 2016. № 1 (ч. II). Ст. 212.
16. Уголовно-процессуальный кодекс Россий-ской Федерации: федер. закон от 18.12.2001 № 174-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 2001. № 52 (ч. I). Ст. 4921.
17. Уголовный кодекс Российской Федерации: федер. закон от 13.06.1996 № 63-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 1996. № 25. Ст. 2954.
Спасибо за ваш голос!
Вы уже проголосовали!