Конституционный механизм имплементации положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод в российское гражданское процессуальное право

УДК 347.9:341.231.14

Страницы в журнале: 87-94

И.В. Воронцова,
доктор юридических наук, профессор кафедры гражданского процессуального права Казанского филиала Российского государственного университета правосудия Россия, Казань odiv@mail.ru

Анализируются обязательность постановлений Конституционного Суда РФ, способы воздействия Конституционного Суда РФ на реализацию международных обязательств и на гражданское судопроизводство. Формулируются вывод о том, что необходимость соблюдения баланса между международными обязательствами нашей страны и обеспечением интересов конституционализма требует применения адекватных подходов к имплементации правовых позиций Европейского суда по правам человека в национальное законодательство.

Ключевые слова: Конституционный Суд РФ, Европейский суд по правам человека, имплементация, гражданское судопроизводство, международные обязательства, право, норма, решение, постановление, закон.

Одним из способов имплементации положений Конвенции о защите прав человека и основных свобод 1950 года (далее — Конвенция) по вопросам гражданского процесса в национальное гражданское процессуальное право является трансформация при помощи конституционного и законодательного механизмов. Классический случай трансформации подразумевает переработку норм международного права при перенесении во внутригосударственное право с учетом типа правовой системы, национальных правовых традиций, стандартов юридической техники.
При необходимости положения международного права и иные международные установления воздействуют на решения Конституционного Суда РФ, которые в свою очередь влияют на развитие законодательства. Следовательно, как указывает О.И. Тиунов, правовые позиции КС РФ, построенные с учетом норм международного права, обладая юридической нормативностью, обогащают сферу правоприменительной деятельности государства и повышают эффективность правосудия [22, с. 96]. Того же мнения придерживается Л.В. Лазарев. Автор справедливо полагает, что общепризнанные нормы международного права и установления международных договоров выступают в качестве одного из критериев оценки КС РФ правоположений, которые оспариваются. Опора на эти нормы способствует их внедрению в национальную правовую систему, правоприменение, правотворчество [9, с. 143].

Вклад КС РФ в формирование устойчивой позиции о необходимости применения судебными органами норм международного права, бесспорно, весьма значительный в силу специфики документов, принимаемых КС РФ. Под решением КС РФ понимается правовой акт, утвержденный КС РФ в пределах своей компетенции и в установленном законом процессуальном порядке, содержанием которого является констатация определенных юридических фактов и изложение государственно-властных велений, имеющих обязательное значение для участников конституционных правоотношений [8, c. 228].
Согласно статьям 6, 79, 80, ч. 6 ст. 126 Федерального конституционного закона от 21.07.1994 № 1-ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации» (далее — Закон о КС РФ) все решения КС РФ общеобязательны и окончательны; вступают в силу немедленно и действуют непосредственно; акты или их отдельные положения, признанные неконституционными, утрачивают силу [7, с. 3—8].

Закон о КС РФ не предусматривает, что общеобязательными являются только итоговые решения, поэтому следует отметить, что положения ст. 6 об обязательности решений КС РФ в равной степени распространяются на все без исключения его решения. Вопрос об обязательности решений КС РФ поднимался многими учеными [21, c. 207—215].
Представляется необходимым разобраться в том, что означает свойство обязательности для решений КС РФ. Некоторые общие черты можно обнаружить, если сравнить решения КС РФ с постановлениями Пленума Верховного Суда РФ. Все перечисленные акты обладают свойством обязательности, но при этом их исполнение не подразумевается и, соответственно, ответственность за неисполнение действующим законодательством не предусмотрена. Тем не менее обязательность решений КС РФ регламентирована нормативными документами.

В самом общем виде обязательность решений КС РФ и изложенных в них правовых позиций означает их обязательность на всей территории Российской Федерации для всех представительных, исполнительных и судебных органов государственной власти, поэтому законодатель, принимая тот или иной закон, не вправе осуществлять регулирование соответствующих правоотношений без учета правовых позиций КС РФ [16, c. 2].
По мнению В.А. Кряжкова, более конкретные проявления заключаются в окончательности судебного решения; незамедлительном исполнении решения после его опубликования или вручения; точности следования его установлениям, выражающимся, например, в пересмотре признанных неконституционными актов, норм, положений, издании соответствующих актов или применении действующих сообразно представлениям КС РФ об их конституционности; возможности привлечения к ответственности лиц, не исполняющих, ненадлежаще исполняющих или препятствующих исполнению решений КС РФ [8, c. 228].
В 1996 году Т.Г. Морщакова видела угрозу для всей судебной системы в неверном истолковании содержащихся в Законе о КС РФ положений о юридической силе решений КС РФ, приводящем к тому, что судебная практика, включая практику ВС РФ, не рассматривала принятые КС РФ постановления как обязательные для судов общей юрисдикции [11, c. 30—31].

Сегодня обязательность решений КС РФ уже не вызывает сомнений. Наиболее часто проблемы, связанные с исполнением решений КС РФ, возникают в сфере деятельности правоприменительных органов [12, c. 3]. Хотя требование обязательности относится ко всем решениям КС РФ, встречаются случаи, когда судебные органы обязательными считают только постановления — решения, выносимые по итогам слушания дела.
В.Д. Зорькин отмечает, что результаты деятельности КС РФ по имплементации положений Конвенции находят свое отражение в десятках его решений, вынесенных с опорой на позиции Европейского суда по правам человека (далее — ЕСПЧ, Европейский суд). Исходя из них, КС РФ осветил вопросы процессуальных гарантий, применяемых при лишении и ограничении свободы; ответственности государства за вред, причиненный должностными лицами, государственными органами и иными субъектами власти; обжалования судебных актов; деятельности судов вышестоящих инстанций и др. Следует согласиться с автором в том, что использование решений КС РФ более привычно и обоснованно для российского правоприменителя, чем обращение к постановлениям ЕСПЧ [4, c. 48—49]. Тем более что постановления Европейского суда норм права в нашем понимании не содержат.

Имплементация положений Конвенции в национальную правовую материю, как правило, происходит при реализации постановлений Европейского суда, которая подразумевает применение мер индивидуального и общего характера. Меры индивидуального характера предполагают исполнение решений наднационального органа правосудия как актов казуального разрешения споров о соответствии Конвенции действий российских властей [1, c. 116]. Меры общего характера обязывают государство — участника Конвенции привести законодательство в соответствие Конвенции таким образом, чтобы нарушения не повторялись.

В науке отмечается, что КС РФ может оказывать воздействие на реализацию международных обязательств тремя способами:
1) путем проверки конституционности вступивших в силу для государства международных договоров;
2) последующего контроля конституционности актов, санкционирующих заключение международных договоров и определяющих порядок их применения;
3) проверки соответствия законов и подзаконных актов вступившим в силу для государства международным договорам [15, c. 297].

Первый способ не характерен и в силу своих особенностей не может быть характерен для нашего государства. КС РФ не может проверять конституционность норм международных договоров по вопросам гражданского процесса. Это не входит в его компетенцию, и реализация данного способа противоречила бы международным обязательствам.
Относительно второго способа следует отметить, что Россия выражала свое согласие на обязательность для нее международных договоров, рассматриваемых в качестве источников гражданского процессуального права, различными способами. При этом если речь шла о ратификации, то Российской Федерацией международные договоры ратифицировались посредством принятия и федеральных законов, и указов, и даже постановлениями ВС РФ.
В контексте исследуемого вопроса вполне допустимой представляется мысль о том, что КС РФ имеет право на проверку конституционности тех нормативных актов, которыми международные договоры, имеющие значение для российского гражданского процесса, были признаны обязательными для нашего государства.
Постановка вопроса о возможности проверки соответствия законов и подзаконных актов, регулирующих процессуальные вопросы, вступившим в силу для государства международным договорам вполне оправданна. Несмотря на то что такое право не относится к функциям КС РФ, тем не менее оно из них следует. Проверяя нормативный акт на соответствие Конституции РФ, КС РФ опирается на существующие международные стандарты. В свою очередь это позволяет косвенно проверить соответствие нормативного акта действующим международным стандартам.

Оценивая исследуемую ситуацию в целом, можно сделать вывод о том, что КС РФ, не осуществляя конвенционный контроль, тем не менее косвенно может влиять на реализацию международных договорных обязательств по вопросам гражданского процесса вышеуказанными способами.

Важность решений КС РФ для гражданского судопроизводства определена его неразрывной связью с Конституцией РФ, которая занимает ведущее место в иерархической системе источников процессуального права. Их практическое значение очевидно. Необходимо выделить следующие способы влияния решений КС РФ на гражданское судопроизводство:
1) в зависимости от характера правового акта: через постановление или определение;
2) в зависимости от степени влияния:
— прямое (через нормотворческий процесс): путем признания соответствующей нормы Гражданского процессуального кодекса РФ неконституционной, путем признания необходимости внесения изменений в процессуальное законодательство, путем признания необходимости принятия нового нормативного правового акта;
— опосредованное: путем придания нормам ГПК РФ нового конституционно-правового смысла; посредством изложения правовых позиций в своих актах, которые обязательны для органов судебной власти.
Исследование постановлений, принятых КС РФ по делам о проверке конституционности положений ГПК РФ, позволяет выделить два варианта применения положений Конвенции КС РФ: путем обращения к нормам Конвенции или с их учетом, посредством использования положений Конвенции в истолковании Европейского суда или с их учетом.

Указанные варианты применения Конвенции характерны и для определений, принимаемых КС РФ.
Постановления КС РФ, а также определения, которые в силу ст. 6 Закона о КС РФ являются обязательными на всей территории Российской Федерации для всех представительных, исполнительных и судебных органов государственной власти, органов местного самоуправления, предприятий, учреждений, организаций, должностных лиц, граждан и их объединений, должны именоваться нормативными, так как они носят нормативный характер и имеют особую значимость. Их нормативность должна быть отражена в том же законе. Следовательно, решения КС РФ, которые могут приниматься в форме постановлений и определений, являются источником права. При этом определения выступают источником права только в случае, если в них были выражены правовые позиции.
Важно отметить, что постановления КС РФ являются источником гражданского процессуального права не только в ситуации признания КС РФ не соответствующим Конституции РФ закона, примененного в конкретном деле, но и тогда, когда КС РФ с учетом норм международного права выносит постановление, которым закон признается конституционным, но при этом его положениям придается иное смысловое значение. Это положение применимо к случаям, когда позиции Европейского суда и КС РФ не находятся в прямом противоречии.

Вопрос о том, может ли КС РФ не признавать не соответствующей Конституции РФ норму национального права, применение которой повлекло нарушение Конвенции в свете, например, прецедента К.А. Маркина [10], стоит особенно остро. В 2011 году в Государственную Думу был внесен законопроект № 564346-5 «О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации» (далее — законопроект № 564346-5) [13]. Согласно пояснительной записке предлагаемые изменения должны были устранить приоритет международных норм перед Конституцией РФ, сохранив его в отношении других законов. При этом право принятия окончательного решения о возможности применения нормы закона или иного нормативного акта, противоречащего международным обязательствам, — прерогатива КС РФ. Во взаимосвязи с законопроектом № 564346-5 предлагался для рассмотрения также проект федерального закона № 564315-5 «О внесении изменений в статью 415 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации и статью 312 Арбитражного процессуального кодекса Российской Федерации» (далее — законопроект № 564315-5) [14]. По замыслу автора законопроекта № 564315-5, из числа оснований для пересмотра вступившего в законную силу судебного акта по новым обстоятельствам следовало исключить установленное Европейским судом нарушение, связанное с применением национального закона, если такой закон признан КС РФ соответствующим Конституции РФ.

Эти законопроекты были оценены общественностью весьма критично. По мнению М.Е. Глазковой, сама идея таких изменений противоречит основополагающему между-
народно-правовому принципу pacta sunt servanda («договоры должны соблюдаться») и нормам ч. 4 ст. 15 Конституции РФ, как позволяющая продолжать применять закон вопреки действующим международным обязательствам. Таким образом, подобные предложения автор считает попыткой создания препятствий в реализации постановлений ЕСПЧ путем проверки конституционности норм, дефектное применение которых привело к нарушению прав и свобод человека [2, c. 99]. А.Р. Султанов в свою очередь, будучи противником законопроектов, находит противопоставление правовых позиций КС РФ и Европейского суда несколько искусственным. Запрос о конституционности положений закона выглядит, по его мнению, как просьба о восполнении пробела в законодательном регулировании противоречий правовых позиций КС РФ и ЕСПЧ [20, c. 286]. Попытка принять столь радикальные меры объясняется, надо полагать, соображениями защиты национального суверенитета,
а также вынесением политически ангажированных решений ЕСПЧ в отношении Российской Федерации. Законопроекты не воплотились в закон, однако право суда общей юрисдикции при исполнении постановления Европейского суда на обращение в КС РФ с запросом о проверке конституционности норм, ранее проверенных КС РФ, нашло свое подтверждение [18].

На фоне происходящих событий В.В. Лапаева подчеркивает важность проблемы, касающейся соотношения юридической силы Конституции РФ и Конвенции. Она справедливо отмечает, что до недавнего времени высшая юридическая сила Конституции РФ не ставилась под сомнение даже при возникновении коллизии между национальным и международным правом. Утрата безусловности этого правила объясняется, на ее взгляд, изменением миссии Европейского суда [10, c. 80]. Действительно, по замечанию В.Д. Зорькина, изначальная миссия ЕСПЧ не предполагала вынесения универсальных решений, распространяющихся на все государства. Такая методика означает вторжение в компетенцию национального законодателя, и соответственно, отступление от принципа субсидиарности как базового принципа деятельности ЕСПЧ. По смыслу Конвенции нормы, издаваемые национальным законодателем, не подпадают под прямой контроль Европейского суда [5, c. 3].
Приобретение Европейским судом функции нормоконтроля не может не повлечь противоречий между Конвенцией в ее толковании ЕСПЧ и нормами национальных конституций в интерпретации органов конституционного контроля [10, c. 81]. Сложившаяся ситуация, а также вклад КС РФ в имплементацию конвенционных положений в российское право порождают вопрос о существующих и новых формах взаимодействия КС РФ и Европейского суда [4, c. 48—49]. Острая потребность в этом обусловливается неверным пониманием роли и функций Европейского суда, а также значения его постановлений для российской правовой системы. Так, в науке была высказана мысль о том, что по своему содержанию и влиянию на правовую систему постановления ЕСПЧ стоят в одном ряду с решениями КС РФ. Однако, как отмечает Б.А. Едидин, в отличие от решений КС РФ, порядок исполнения и ответственность за неисполнение которых установлены федеральным конституционным законом, решения Европейского суда не обеспечены необходимой правовой охраной и гарантиями их исполнения на законодательном уровне [3, c. 23].
М.Ш. Пацация считает, что документы Европейского суда подобны актам КС РФ (несмотря на очевидные различия: ЕСПЧ в отличие от КС РФ не наделен полномочием «дисквалификации» правовых норм), в которых содержится оценка конституционности установлений российских законов. По мнению автора, любое применение (как и неприменение) или толкование конвенционных норм российскими судами, не соответствующее их применению и толкованию Европейским судом, неправомерно. Соответствующие судебные акты подлежат пересмотру по инициативе заинтересованных лиц в порядке, определенном российским процессуальным законодательством [17, c. 65—67]. Безусловно, не может идти речь об отождествлении КС РФ и Европейского суда, равно как и принимаемых ими актов, а также о рассмотрении ЕСПЧ в качестве «наднационального КС РФ».

Более того, критически настроенные ученые полагают, что имплементация положений, выраженных в постановлениях Европейского суда, в национальную систему права — не самый лучший и эффективный способ развития. Так, Т.В. Сахнова не считает правильным абсолютизацию ценности постановлений ЕСПЧ, не отрицая их практического значения в конкретном случае [19, c. 22]. В.В. Красинский, в свою очередь, настаивает на приведении международных договоров и связанных с ними обязательств в соответствие интересам конституционного строя с целью невмешательства международных организаций в сферу государственного суверенитета и защиты принципа верховенства Конституции РФ [6, c. 41].

На наш взгляд, необходимость соблюдения баланса между международными обязательствами нашей страны и обеспечением интересов конституционализма требует применения адекватных подходов к имплементации правовых позиций Европейского суда в национальное законодательство. Прямая ссылка на постановления ЕСПЧ судами Российской Федерации допустима в тех случаях, когда не ставится вопрос о конституционности норм национального права, приведших к нарушению Конвенции.

Применение постановлений ЕСПЧ судами общей юрисдикции при рассмотрении и разрешении гражданских дел возможно при условии:
— вынесения постановления по жалобе, поданной против Российской Федерации, вследствие констатации нарушения п. 1 ст. 6 Конвенции;
— опубликования в специальном официальном издании и официальном переводе;
— субсидиарного применения наряду с Конвенцией, другими международными нормами и национальным гражданским процессуальным законодательством;
— отсутствия угрозы вторжения в сферу национального суверенитета.
В тех случаях, когда постановление Европейского суда вынесено по вопросам гражданского процесса в отношении другой страны-деликвента, ему не придается значение источника гражданского процессуального права Российской Федерации. Правовая позиция, выраженная наднациональным органом правосудия, должна учитываться при формировании и использовании международных стандартов правосудия.

При необходимости проверки нормы гражданского процессуального законодательства на соответствие Конституции РФ запускается конституционный механизм имплементации, который предполагает непосредственное применение норм Конвенции КС РФ, а также положений Конвенции в толковании Европейского суда. Правовые позиции КС РФ относительно вопросов гражданского процесса, сформулированные с учетом норм международного права и выраженные в постановлениях и определениях, следует считать источниками гражданского процессуального права. В рамках конституционного контроля КС РФ может счесть норму ГПК РФ, примененную в конкретном деле, не соответствующей Конституции РФ, а также признать норму конституционной, но придать ее положениям иное смысловое значение.

Если мнение КС РФ, выраженное до обращения в ЕСПЧ, отличается от правовой позиции Европейского суда, сформированной по результатам рассмотрения жалобы против Российской Федерации, и это препятствует реализации постановления ЕСПЧ, судам общей юрисдикции предоставляется право обращения с запросом в КС РФ. Это положение следует рассматривать в качестве экстраординарного элемента конституционного механизма имплементации норм международного права, созданного не для воспрепятствования внедрению норм Конвенции в национальное правовое поле, а с целью нахождения компромисса в процессе реализации постановлений ЕСПЧ российскими правоприменителями.

Список литературы

1. Бондарь Н.С. Конвенционная юрисдикция Европейского Суда по правам человека в соотношении с компетенцией Конституционного Суда РФ // Журнал российского права. 2006. № 6. С. 113—127.
2. Глазкова М.Е. Применение европейских стандартов отправления правосудия в российском арбитражном процессе: моногр. М.: Институт законодательства и сравнительного правоведения при Правительстве РФ; Анкил, 2012. C. 99.
3. Едидин Б.А. Исполнение решений Европейского суда по правам человека: современные проблемы теории и практики // Арбитражный и гражданский процесс. 2004. № 11. С. 22—25.
4. Зорькин В.Д. Взаимодействие национального и наднационального правосудия на современном этапе: новые перспективы // Сравнительное конституционное обозрение. 2012. № 5. С. 45—53.
5. Зорькин В.Д. Взаимодействие национального и наднационального правосудия: новые вызовы и перспективы // Журнал конституционного правосудия. 2012. № 5. С. 1—12.
6. Красинский В.В. О правовых позициях Европейского суда по правам человека и Конституционного Суда Российской Федерации по вопросам ограничения избирательных прав в связи с наличием судимости // Современное право. 2014. № 2. С. 34—41.
7. Кряжков В.А. Конституционная культура в зеркале правосудия Конституционного Суда Российской Федерации // Журнал конституционного правосудия. 2008. № 3. С. 3—8.
8. Кряжков В.А., Лазарев Л.В. Конституционная юстиция в Российской Федерации. М., 1998. С. 228 (автор главы — В.А. Кряжков).
9. Лазарев Л.В. Правовые позиции Конституционного Суда России. М., 2003. С. 143.
10. Лапаева В.В. Дело «Константин Маркин против России» в контексте проблемы национального суверенитета // Сравнительное конституционное обозрение. 2012. № 2. С. 77—90.
11. Морщакова Т.Г. Разграничение компетенции между Конституционным Судом и другими судами Российской Федерации // Вестник Конституционного Суда РФ. 1996. № 6. С. 30—31.
12. Об информации об исполнении решений Конституционного Суда Российской Федерации: решение КС РФ от 21.04.2009 // Журнал конституционного правосудия. 2009. № 4 (10). С. 1—15.
13. О внесении изменений в отдельные законодательные акты Российской Федерации: проект федер. закона № 564346-5. URL: http://www.asozd.duma.gov.ru
14. О внесении изменений в статью 415 Уголовно-процессуального кодекса РФ и статью 312 Арбитражного процессуального кодекса РФ: проект федер. закона № 564315-5. URL: http://www.asozd.duma.gov.ru
15. Осминин Б.И. Заключение и имплементация международных договоров и внутригосударственное право. М., 2010. С. 297.
16. Основные направления деятельности Конституционного Суда Российской Федерации по обеспечению реализации прав и свобод человека и гражданина в 2007 году // Журнал конституционного правосудия. 2008. № 2. С. 2—7.
17. Пацация М.Ш. Европейский Суд по правам человека и пересмотр судебных актов по арбитражным делам // Законодательство и экономика. 2006. № 3. С. 65—67.
18. По делу о проверке конституционности положений статьи 11 и пунктов 3 и 4 части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом президиума Ленинградского окружного военного суда: постановление КС РФ от 06.12.2013 № 27-П // Собрание законодательства РФ. 2013. № 50. Ст. 6670.
19. Сахнова Т.В. Цивилистический процесс: миссия в меняющемся мире // Вестник гражданского процесса. 2013. № 1. С. 14—33.
20. Султанов А.Р. Продолжение дела «Маркин против России», или как Президиум Ленинградского окружного военного суда возбудил спор о конституционности пунктов 3 и 4 части 4 статьи 392 во взаимосвязи со статьей 11 ГПК РФ // Вестник гражданского процесса. 2013. № 5. С. 260—286.
21. Тиунов О.И. Конституционное правосудие и принципы международного права // Конституция Российской Федерации: доктрина и практика: мат-лы науч.-практ. конф., посв. 15-летию Конституции Российской Федерации и 60-летию Всеобщей декларации прав человека / отв. ред. В.Д. Зорькин. М., 2009. С. 207—215 и др.
22. Тиунов О.И. Международное право и правовые позиции Констуционного Суда РФ // Журнал российского права. 2011. № 10. С. 82—96.