УДК 346.16(510)
Страницы в журнале: 122-127
С.П. Пономарь,
кандидат политических наук, зам. генерального директора по правовому и экономическому регулированию ООО «Магнит» Россия, Москва Sponomar@mail.ru
Предпринята попытка выявить позитивный опыт правового регулирования экономических отношений в Китайской Народной Республике, лидирующей среди государств, активно сотрудничающих с нашей страной. Автор обращает внимание и на те проблемы, которые не позволили Китаю разрешить ряд экономических задач, как тактических (юань по-прежнему нельзя отнести к числу резервных валют, и негативные явления на фондовом рынке страны отдаляют такие перспективы), так и стратегических (трудно констатировать завершенность процесса “безболезненного” перехода от социалистической экономики к рыночной).
Ключевые слова: Китай, КНР, Российская Федерация, конституция, власть, рыночная экономика, собственность, право, законодательство, регулирование экономических отношений, государство, рынок, реформа.
Опыт регулирования экономических отношений в Китае вызывает научный и практический интерес по целому ряду причин. Китай входит в число стран — членов БРИКС, иных союзов с участием Российской Федерации, но главное — лидирует среди государств, активно сотрудничающих с нашей страной. Китай является одним из самых крупных инвесторов в российскую экономику.
Другой фактор связан с феноменом «китайского экономического чуда»: Китай является «самой крупной страной в мире по численности населения, обладает самым мощным на земном шаре трудовым и миграционным потенциалом… (численность населения Китая достигла 1,4 млрд человек)» [7, с. 37—40].
Однако мы возьмем на себя смелость предположить, что потенциал КНР не следует гиперболизировать, равно как и считать правовое регулирование экономических отношений в этой стране образцом для России, примером успешного перехода из социализма в капитализм и т. п. Сложности, с которыми сталкивается Китай в процессе оптимизации экономической модели, характерны как для России, так и для большинства стран современного мира. При этом в ряде стран постсоциалистического лагеря эти сложности нередко носят сходный характер, что актуализирует соответствующие сравнительно-правовые исследования.
Например, Китаю не удалось разрешить ряд тактических и стратегических экономических задач (так, юань сложно отнести к числу резервных валют, и негативные явления на фондовом рынке отдаляют такие перспективы); уровень жизни отдельного «среднестатистического» человека, особенно проживающего на территории так называемого материкового Китая, оставляет желать лучшего.
Однако о китайском упорстве не напрасно сложены легенды: страна динамично движется в направлении улучшения экономического базиса.
Безусловно, нас будет интересовать вопрос о роли права в отмеченных процессах, и для его разрешения мы обратимся к анализу экономического законодательства Китая. Полагаем, правы те авторы, которые под этим термином понимают чрезвычайно широкий спектр источников регулирования. Так, И.В. Михеева и А.С. Логинова отмечают, что «экономическое законодательство Китая включает такие виды правовых актов, как Конституция КНР; законы и другие акты, принимаемые Всекитайским собранием народных представителей и Постоянным комитетом Всекитайского собрания народных представителей; постановления Государственного совета КНР (акты Центрального народного правительства КНР); нормативные правовые акты министерств и ведомств Государственного совета КНР; разъяснения Верховного народного суда КНР и Верховной народной прокуратуры КНР; международные договоры и соглашения, заключенные КНР с Россией, а также соглашения между КНР и Специальным административным районом Гонконг, Специальным административным районом Макао и Тайванем» [9, с. 167—175].
Можно только отметить, что этот перечень не является исчерпывающим, и мы будем апеллировать и к иным источникам правового регулирования экономических отношений в КНР.
Китай нередко называют страной, одной ногой стоящей в социализме, другой — в капитализме. Действительно, в актах высшей юридической силы можно обнаружить некоторые основания для проецирования этого утверждения на сферу правового регулирования. Так, в Конституции КНР указано (было указано — КНР не исповедует принцип «неприкосновенности» Основного закона) на такие конституционные основы, как «социалистическая общественная собственность» (ст. 6) и «государственная экономика» (ст. 7)1. Согласно конституционной норме ст. 6 «основа социалистической экономической системы Китайской Народной Республики — социалистическая общественная собственность на средства производства, то есть общенародная собственность и коллективная собственность трудящихся масс. Социалистическая общественная собственность ликвидирует систему эксплуатации человека человеком, осуществляет принцип “от каждого — по способностям, каждому — по труду”. На начальной стадии построения социализма государство придерживается базисной экономической системы, при которой общественная форма собственности доминирует, а другие формы собственности развиваются параллельно, а также распределение по труду доминирует при сосуществовании с другими способами распределения».
Не меньший интерес представляет ст. 7 Конституции КНР, согласно которой «государственный сектор — социалистическая экономика, основанная на общенародной собственности, — является руководящей силой в народном хозяйстве. Государство гарантирует укрепление и развитие государственного сектора экономики».
Безусловно, эти конституционные постулаты, равно как и в Российской Федерации, получают свое развитие и нередко существенно трансформируются как в практике конституционного строительства, так и в актах, в том числе судебных, регулирующих экономическую деятельность.
Однако, в отличие от Российской Федерации, в Китае нет органа конституционного контроля, и детализация норм Основного закона происходит на основе принятия соответствующих нормативных правовых актов. Причем «в экономическое законодательство КНР входят как законы, так и подзаконные акты. Как правило, подзаконные акты обеспечивают государственное управление в конкретной сфере экономики и могут приниматься вслед за законом. Так, спустя четыре года после принятия Закона КНР “О совместных паевых предприятиях китайского и иностранного капитала” были введены Нормы и правила применения Закона КНР “О совместных паевых предприятиях китайского и иностранного капитала”, после принятия Закона КНР 1997 г. “О товариществах” были разработаны Меры регулирования создания в КНР товариществ иностранными предприятиями или физическими лицами 2010 г.; за принятием Таможенного кодекса (Закона КНР 1987 г. “О таможне”) последовало принятие Норм и правил о таможенной защите прав интеллектуальной собственности 2003 г. и т. д.» [9, с. 167—175].
Приведем другой, на наш взгляд, небезынтересный пример соответствующего подзаконного нормативного правового акта. Так, В.И. Еременко пишет, что «одна из особенностей правового регулирования доменных имен в Китае заключается в том, что оно осуществляется на подзаконном уровне. В данной области правового регулирования можно выделить следующие основные нормативные правовые акты: Инструкция Китая по доменным именам в Интернете, утв. Приказом Министерства информационной промышленности от 28 сентября 2004 г. № 30, Правила CNNIC в области регистрации доменных имен от 28 мая 2012 г., Политика CNNIC по разрешению споров в связи с доменными именами от 28 мая 2012 г., Правила к Политике CNNIC по разрешению споров в связи с доменными именами от 28 мая 2012 г.» [6, с. 38—74].
Однако наиболее специфичный характер имеет источник правового регулирования экономических отношений, на который указывают И.В. Михеева и А.С. Логинова. Мы разделяем мнение этих исследователей о том, что в КНР «существует особый источник права — правила, устанавливаемые Верховным народным судом КНР. Дело в том, что в Китае отсутствует разделение власти на три ветви (законодательную, исполнительную и судебную), в связи с чем суды могут осуществлять правотворческую деятельность. Правотворческая деятельность Верховного народного суда КНР позволяет определять направления развития правоприменительной практики в наиболее актуальных сферах государственного управления» [9, с. 167—175].
Например, «применение коллизионных норм и иностранного права на территории Китая впервые в истории развития законодательства закреплено в Законе КНР от 28 октября 2010 г. “О применении права к гражданским отношениям с иностранным элементом”, вступившем в силу в апреле 2011 г. Эти нормы не являются новаторскими для Китая, поскольку уже были опробованы в правоприменительной практике» [2, с. 72—79].
Следует заметить, что Верховный народный суд КНР в сфере регулирования экономической деятельности, в отличие от Конституционного Суда РФ, менее активен с точки зрения принципиальной трансформации правового регулирования. (Вспомним, к примеру, что определение сущности экономической деятельности в гражданском законодательстве нашей страны отсутствует, а его «наполнение» федеральный орган конституционного контроля осуществляет на основе разработки правовых позиций.)
Тем не менее даже ограниченное судебное правотворчество становится предметом дискуссий применительно к деятельности высшей китайской судебной инстанции.
Н.М. Бевеликова пишет: «Существование такого вида источника национального права вызывает критику со стороны одних китайских ученых и одобрение — со стороны других. Мы можем соглашаться или нет с высказываемыми точками зрения, однако правотворчество Верховного народного суда КНР, которое более гибко и менее формализовано, бесспорно, оправдано тем, что изменения в законы КНР вносятся очень редко. Оно также способствует единообразному применению норм международного частного права на территории КНР, восполнению пробелов в правовом регулировании законодательства и накоплению опыта правового регулирования, который находит воплощение в законах этой страны» [2, с. 75].
Имеют место и другие специфичные источники правового регулирования экономических отношений. Так, основным документом, устанавливающим правила осуществления прямых иностранных инвестиций в экономику КНР, в настоящее время является Каталог- руководство отраслей для инвестирования иностранного капитала, который выпускает Министерство торговли КНР [4, с. 75—82].
В целом нам представляется обоснованным мнение о том, что «законодательство (Точнее, система правового регулирования экономических отношений. — С.П.) Китая являет собой сложное соединение традиционных китайских подходов и западных влияний, что определяет его самобытность» [13, с. 68—72].
Так, применительно к сфере организации трудовой деятельности К.М. Беликова приводит следующий пример: «Национальные особенности и менталитет, привычки, стереотипы поведения ведут к тому, что даже внутри страны профсоюзная деятельность и ее результат — коллективные переговоры — находятся в стадии становления, наднациональный уровень коллективных переговоров не представлен, что связано, возможно, и с конфуцианской традицией “ждать великодушия от более сильного”, в данном случае — работнику от работодателя, что в мировоззрении не требует каких-либо дополнительных правовых регуляторов» [3, с. 62—67].
Обратим внимание на следующую особенность в практике организации правового регулирования экономических отношений в КНР. Представляется, что федерализм является не сколько конституционным принципом-декларацией, сколько реальной констатацией сложившегося типа государственной и общественной организации, игнорирование которого в конституции — основном законе любой страны — приводит к негативным последствиям. В этом плане конституционный принцип унитаризма Китая явно не соответствует реальному фактически федеративному устройству страны, что подтверждает в том числе и региональная неоднородность законодательства, регулирующего экономические отношения.
Возможно, что с позиции «точных цифр» следующее утверждение будет не бесспорным, но оно представляется нам точным с точки зрения реальной характеристики страны. «Китай сегодня представляет собой государство с двумя строями, тремя правовыми семьями и четырьмя правовыми системами. При этом как в материковом Китае, так и в Гонконге (Сянганский особый административный район КНР), Макао (Аомэньский особый административный район КНР) и Тайване правовые системы различны. Так, Сянган имеет своеобразную систему общего права, а Аомэнь и Тайвань — особую континентальную систему права. В настоящее время материковый Китай, Сянган и Аомэнь воссоединены, но в каждом из регионов «Большого Китая», учитывая Тайвань, существует свое, весьма отличающееся правовое регулирование» [2, с. 72—79; см. также: 15, с. 4].
Некоторые различия в правовом регулировании экономических отношений, разумеется, нивелируются с течением времени. Например, «особый статус в рамках специальных экономических районов был придан предприятиям, основанным на иностранном капитале, капитале “хуаця” и капитале жителей ОАР Гонконга и Макао. Местные органы власти своими решениями освобождали их от многих видов налогов, предоставляли всяческую политическую и экономическую поддержку. В настоящее время особые экономические зоны действуют практически во всех крупных регионах Китая. Работающим на их территории предприятиям предоставляются широкие налоговые и иные льготы» [11, с. 69; 12]. Тем не менее такого рода неоднородность присутствует в правовом регулировании. Р.А. Шепенко отмечает: «В конце девяностых годов прошлого столетия Макао перешло под юрисдикцию Китайской Народной Республики. Территория получила статус особого административного района с собственной конституцией — Основным законом, вступившим в силу 20 декабря 1999 года. Однако, так же как и в случае с Гонконгом, отношения между материковым Китаем и Макао построены по схеме “одно государство — две системы”. Это означает, что еще как минимум 49 лет (Срок, разумеется, изменился. — С.П.) власти Территории будут самостоятельно регулировать вопросы экономики и права, в том числе и порядок осуществления деятельности в оффшорном секторе Макао. Следует обратить внимание, что в отечественной литературе Гонконг тоже иногда включается в список оффшорных зон Азиатско-Тихоокеанского региона. Однако в противоположность Макао он таковым не является. Так же как и в Макао, в Гонконге такой инструмент, как налоговые льготы, применяется. Однако, в отличие от Макао, освобождение от уплаты отдельных налогов и возможность регистрации деятельности в законодательстве Гонконга “не увязываются” с выполнением условий, аналогичных тем, что предусмотрены в Декрете — законе № 58/99/М» [14].
Впрочем, в юридической литературе можно обнаружить и более категоричные суждения по указанной проблематике, которые во многом предопределяют наше обращение к вопросу о модели экономики Китая. По мнению Г.А. Русанова, например, «последней “классической” экономической моделью является рыночная экономика. Опять же необходимо оговориться: в мире не осталось государств, полностью соответствующих всем признакам рыночной экономики. Наиболее приближенными к рыночной экономической модели являются экономики Гонконга и США» [10, с. 29—33].
Актуальность поставленного вопроса подтверждается, на наш взгляд, следующим суждением, подчеркивающим особенности права КНР: «Наличие в Китае развитой системы влиятельных правовых обычаев, принцип “одна страна — две правовые системы”, принимая во внимание различные правовые системы континентального Китая и Гонконга и Макао, а также то, что экономика современного Китая все-таки является рыночной экономикой, хотя и с большой долей публичной собственности. Принцип “одна страна — две правовые системы” в случае с правом Китая является классическим случаем смешанных юрисдикций (mixed jurisdictions)» [8, с. 180—182]. Один из основных аргументов исследователей, которые считают, что Китай избрал рыночную модель экономических отношений, связан и с исполнением этой страной обязательств, обусловленных ее вступлением в ВТО. Так, И.В. Михеева и А.С. Логинова пишут, что «анализ законодательства показывает устойчивое движение Китая по пути развития рыночной экономики. Адаптация национального экономического законодательства к требованиям ВТО позволяет Китаю уверенно входить в единое правовое пространство внешнеэкономической деятельности. Напомним, что в ряду основных общих обязательств перед ВТО, принятых КНР, выделяется приведение внутреннего законодательства в соответствие с международными нормами стран с рыночной экономикой, что Китай планомерно реализует. Кроме того, Китаю необходимо было повысить уровень прозрачности и единообразного применения норм права, а также осуществления судебного надзора» [9, с. 167—175].
Действительно, в число основных обязательств, принятых КНР перед ВТО, входят:
«— приведение внутреннего законодательства в соответствие с международными нормами стран с рыночной экономикой;
— соблюдение антидемпинговых принципов ВТО;
— проведение единой внешнеторговой политики;
— обеспечение прозрачности экономической политики, в связи с чем КНР с 1991 г. проводит работу по популяризации своего экономического законодательства для иностранных компаний;
— предоставление в течение трех лет заинтересованным компаниям права на самостоятельную внешнеэкономическую деятельность;
— соблюдение положений ВТО о государственной торговле;
— отказ в течение переходного периода от нетарифных мер регулирования внешней торговли;
— отказ от осуществления экспортных субсидий;
— предоставление возможности судебного разбирательства заинтересованным сторонам — хозяйствующим субъектам» [2, с. 72—79].
Исходя из этого многие ученые констатируют наличие в КНР процесса «переориентации центрально-плановой экономики страны на экономическое развитие, основывающееся на принципах рыночного регулирования» [1, с. 65—70]. Результатом этого процесса является и реформирование всей правовой системы. В качестве примера М.А. Ахмадова называет Закон о труде КНР 1994 года (Labor Law of the People’s Republic of China, 1994), который регламентирует основы правового регулирования трудовой деятельности сотрудников частных компаний и государственных предприятий, в том числе совместных предприятий (joint ventures) или полностью иностранных компаний (wholly foreign-owned enterprises) [1].
Очень заманчивым (хотелось бы даже сделать акцент на этом слове) представляется утверждение о том, что Китай — идеальный пример, в том числе и для России, плавного и безболезненного перехода от социалистической экономики к рыночной (причем именно социально-ориентированной рыночной экономике). Достаточно типичным является мнение, что «социально-экономические реформы в Китае, направленные на создание своеобразной социально-экономической системы конвергентного типа, сочетающей элементы рыночной и плановой экономики, начались в 1978 г., т. е. существенно раньше, чем в других социалистических странах с директивным плановым хозяйством. Они дали столь сильный толчок экономическому развитию Китая в течение длительного времени, что это повлекло существенные изменения в геополитической расстановке сил во всем мире» [5, с. 33—35].
Соответственно, «успех китайских экономических реформ во многом связан с особенностями избранной тактики — постепенным осуществлением реформ, синхронностью экономических и политических преобразований, умелым идеологическим их обеспечением. В этом смысле позитивные наработки китайского опыта имеют универсальное значение. В то же время необходимо учитывать качественные отличия китайской экономики от экономик большинства европейских постсоциалистических стран. Незавершенный характер индустриализации сделал возможным в КНР формирование негосударственных укладов экономики не на базе государственного сектора, а наряду с ним» [5, с. 33—35].
Вспоминаются слова булгаковского профессора Преображенского: «Двум богам служить нельзя!». На наш взгляд, речь идет о том, что результат реформ должен состоять не в констатации приближенности экономики к рыночным реалиям (участвовать в малопродуктивной дискуссии на предмет точного раскрытия термина «рыночная экономика» мы не берем на себя смелость), а в улучшении уровня жизни населения. К сожалению, в этом плане Китай не является примером абсолютного благополучия.
Итак, экономический потенциал КНР не следует преувеличивать, поскольку Китаю не удалось разрешить ряд стратегических и экономических задач. Однако страна динамично движется в направлении оптимизации экономического базиса, в том числе активно совершенствуя процесс правового регулирования экономических отношений. В этом плане опыт Китайской Народной Республики, безусловно, заслуживает внимания и уважения.
Список литературы
1. Ахмадова М.А. Институт трудового договора в праве Китая // Право и экономика. 2016. № 9. С. 65—70.
2. Бевеликова Н.М. Законодательство Китайской Народной Республики в сравнительно-правовом измерении // Законодательство и экономика. 2012. № 4. С. 72—79.
3. Беликова К.М. Право международных коллективных договоров: перспективы для Китая // Законодательство и экономика. 2016. № 8. С. 62—67.
4. Беликова К.М., Ахмадова М.А. Инвестиционная политика стран БРИКС (на примере Индии и Китая) // Законодательство и экономика. 2016. № 1. С. 75—82.
5. Голошов К.А. История развития свободных экономических зон. Опыт Китая в сфере их создания и функционирования // Таможенное дело. 2013. № 3. С. 33—35.
6. Еременко В.И. О правовом регулировании доменных имен в Китае // Законодательство и экономика. 2012. № 11. С. 68—74.
7. Красинец Е.С., Гришанова А.Г., Шевцова Т.В. Китайская трудовая миграция в условиях турбулентного развития российской экономики // Миграционное право. 2015. № 4. С. 37—40.
8. Мутай И.М. Исследование права современного Китая // Журнал российского права. 2014. № 7. С. 180—182.
9. Михеева И.В., Логинова А.С. Вступление Китая в ВТО и реформирование его экономического законодательства // Российский юридический журнал. 2016. № 6. С. 167—175.
10. Русанов Г.А. Пределы уголовно-правового воздействия государства на экономику в свете трансформации экономических моделей // Законодательство и экономика. 2011. № 1. С. 29—33.
11. Сравнительное правоведение: национальные правовые системы / В.Ю. Артемов, Н.М. Бевеликова, Р.Г. Газизова и др.; под ред. В.И. Лафитского. М.: ИЗиСП; КОНТРАКТ, 2013. Т. 3: Правовые системы Азии. С. 69.
12. Севальнев В.В. Правовое регулирование налогообложения инновационного сектора КНР: дис. … канд. юрид. наук. М., 2012.
13. Севрюгина З.А. Ценная бумага как объект гражданского права в Китае // Законодательство и экономика. 2016. № 8. С. 68—72.
14. Шепенко Р.А. Порядок осуществления деятельности в оффшорном секторе Макао // Доступ из СПС «КонсультантПлюс».
15. Хуан Цзинь. Исследование о межрегиональных правовых вопросах в Китае. Пекин, 2001. С. 4.
Библиография
1 Конституция Китайской Народной Республики от 04.12.1982 (с изм. и доп.) // Доступ из СПС «КонсультантПлюс».