Свобода экономической деятельности и посягательство на государственную собственность

УДК 343.359

Страницы в журнале: 75-80

В.Н. Борков,

доктор юридических наук, доцент, профессор кафедры уголовного права Омской академии МВД России Россия, Омск borkovv@mail.ru

Свобода экономической деятельности и договора, ссылки на законы рынка, когда покупная и действительная стоимость имущества объективно не могут быть эквивалентны, актуализируют разработку мер, направленных на повышение эффективности уголовно-правовой охраны государственной собственности. Основание уголовной ответственности не следует связывать с недействительностью сделки, преследуемая предпринимателем цель извлечения прибыли не может оправдывать причинение имущественного ущерба обществу и государству. Наибольшую угрозу для экономической безопасности представляют не хищения путем физического обращения государственного имущества в пользу виновного или других лиц, а совершаемые должностными лицами злоупотребления административно-хозяйственными полномочиями.

Ключевые слова: присвоение или растрата чужого имущества, противоправность, недействительная сделка, вверенное имущество, имущество, находящееся в ведении, злоупотребление административно-хозяйственными полномочиями.

Вопреки мнимой экономической гармонии очевидность заставляет признать, что исходя из частного, материального интереса как цели труда мы приходим не к общему благу, а только к общему раздору и разрушению.

Экономика влияет на все стороны жизни людей. В процессе производства и потребления люди вступают в отношения друг с другом и государством. Способ производства оказывает решающее влияние на функционирование государства в целом и на уголовно-правовую политику в частности. Сегодня можно с уверенностью констатировать, что надежды на самоорганизацию общественной жизни только за счет рыночных отношений не оправдались. В. Соловьёв писал: «Никаких самостоятельных экономических законов, никакой экономической необходимости нет и быть не может, потому что явления хозяйственного порядка мыслимы только как деятельности человека — существа нравственного и способного подчинять все свои действия мотивам чистого добра» [13].

В условиях рынка основным мотивом деятельности предпринимателей является получение прибыли. Экономический интерес власти во взаимоотношениях с предпринимателями заключается в постоянном повышении эффективности материального обеспечения деятельности государства. Бизнес необходимо рассматривать как один из инструментов осуществления государственных функций, требующий бережного обращения, а также периодической калибровки и постоянного контроля. Не всегда результат взаимодействия власти и бизнеса — это развитие государства и процветание его граждан. Подобно тому, как слесарный инструмент может быть использован не только для созидания, но и для проникновения в хранилище при краже, свобода предпринимательства часто используется как способ и теоретическая основа оправдания расхищения общенародной собственности.

В правоприменительной практике предпринимаются попытки оправдания заведомо ущербных для государства и общества сделок ссылками на свободу экономической деятельности и договора. Якобы в рыночных условиях покупная и действительная стоимость имущества объективно не могут быть эквивалентны, поэтому неэквивалентность обмена не может порочить сделку. Подобные доводы были приведены защитой главы районной администрации, которого суд признал виновным в хищении в особо крупном размере (ч. 4 ст. 160 Уголовного кодекса РФ). Судом было установлено, что он подстроил победу ООО «Каскад» в аукционе по определению исполнителя работ по ремонту дороги в рабочем поселке. Заключенный контракт предполагал проведение работ на сумму 15 млн рублей. Но фактически дороги ремонтировались государственным предприятием ДРСУ Омской области, при этом использовалось вторичное сырье. Отличалась и стоимость выполненных работ: она составила немногим больше 8 млн рублей, именно эту сумму ООО «Каскад» перечислило ДРСУ. Установленный судом ущерб составил 7 млн рублей. Пункт 25 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 09.07.2013 № 24 «О судебной практике по делам о взяточничестве и об иных коррупционных преступлениях» предписывает действия должностного лица, которое заключило договор и на его основании перечислило вверенные ему средства в размере, заведомо превышающем рыночную стоимость указанных в договоре товаров, работ или услуг, квалифицировать как растрату вверенного имущества [12].

При осуществлении закупок устанавливаются требования к товарам, работам, услугам, а также их предельная цена. В приведенном примере ремонт дороги явно не соответствовал заданным результатам, т. е. не мог выступать эквивалентом затраченных на него 15 млн рублей. Данное обстоятельство позволило суду признать денежные средства, составляющие разницу между суммой, перечисленной ООО «Каскад», и суммой, фактически затраченной на ремонт дороги, безвозмездно обращенными должностным лицом в пользу других лиц. Например, применительно к одному из видов мошенничества, которое также является хищением, ВС РФ разъясняет: «По смыслу ч. 5 ст. 159 УК РФ, под преднамеренным неисполнением договорных обязательств в сфере предпринимательской деятельности следует понимать умышленное полное или частичное неисполнение лицом, являющимся стороной договора, принятого на себя обязательства в целях хищения чужого имущества…» [7]. Частичным невыполнением обязательств следует признавать и явно некачественное выполнение работ вследствие чрезмерного занижения затрат на их проведение.

В следующем примере виновным в растрате с использованием служебного положения был признан глава городского поселения, который помог знакомому предпринимателю победить в аукционе на покупку квартиры для нуждающейся семьи по муниципальному контракту. В результате квартира стоимостью 1,7 млн рублей была приобретена по цене в полтора раза выше — за 2,6 млн рублей.

Заметим, что победившие в аукционах ООО «Каскад» и риэлтор осуществляли предпринимательскую деятельность, которая по определению направлена на получение прибыли. Было бы странно, если бы они занимались организацией ремонта дороги и приобретением квартиры безвозмездно, т. е. не получая от заказчика никакого встречного предоставления. Проблема соотношения свободы экономической деятельности и необходимости охраны отношений собственности неоднократно поднималась в решениях Конституционного Суда РФ. Например, А.Л. Кононов в своем особом мнении при рассмотрении жалобы М.Б. Ходорковского писал: «Сегодня возникла новая конституционная и хозяйственная реальность, в которой старые уголовно-правовые запреты и доктринальные представления в определенной части остаются анахронизмом и, возможно, должны быть переосмыслены, поскольку они потеряли прежнюю определенность. Так, такой признак хищения, как противоправность, вполне может вызвать сомнения, если сделка по передаче имущества с точки зрения гражданского права не оспорена и признается действительной. Осуждаемая прежде корыстная цель может поменять коннотацию, поскольку получение прибыли является обязательным признаком хозяйственной деятельности… Понятия “эквивалентность/неэквивалентность” возмещения, опирающиеся на понятие цены сделки, в настоящее время в условиях свободы договора и договорных цен не имеют объективного содержания. С точки зрения гражданского права нет никаких законных требований к участникам гражданского оборота о соответствии цен каким-либо критериям» [6].

В решении Европейского суда по правам человека (далее — ЕСПЧ) по делу о хищении денежных средств у государственного предприятия «Кировлес» с использованием ООО «ВЛК» отмечается, что «согласно законодательству Российской Федерации общества с ограниченной ответственностью, такие как ООО “ВЛК”, считаются юридическими лицами, чьей основной целью является получение прибыли (ст. 50 ГК РФ)… Суды Российской Федерации не установили, и это даже не утверждалось, что, подписывая договор и взимая комиссионные, ООО “ВЛК” преследовало бы иную цель, кроме как получение выгоды от перепродажи древесины. Более того, не оспаривались ни действительность договоров купли-продажи между ООО “ВЛК” и предприятием “Кировлес”, ни их правовой характер…» [3]. ЕСПЧ отмечает, что ни характер сделки, ни контекст ее заключения не налагали и не подразумевали требования о том, чтобы покупатель, ООО «ВЛК», осуществлял особую обязанность заботиться об интересах продавца, предприятия «Кировлес», с целью обеспечения продажи последним древесины по самой выгодной цене [3].

С ЕСПЧ следует согласиться в том, что об интересах государственного предприятия «Кировлес» должен был заботиться его руководитель. А власть обязана обеспечить, в том числе и уголовно-правовыми средствами, рачительное отношение должностных лиц государственных организаций к общенародной собственности и ее эффективное использование.

Согласно правовой позиции КС РФ «свобода предпринимательской деятельности и свобода договоров в силу статьи 55 (часть 3) Конституции Российской Федерации могут быть ограничены федеральным законом, но только в той мере, в какой это необходимо в целях защиты основ конституционного строя, нравственности, здоровья, прав и законных интересов других лиц, обеспечения обороны страны и безопасности государства. Это корреспондирует положениям статьи 1 Протокола № 1 к Конвенции о защите прав человека и основных свобод, в силу которой право каждого физического и юридического лица на уважение и защиту принадлежащей ему собственности (и, соответственно, свобода пользования имуществом, в том числе для осуществления предпринимательской деятельности) не умаляет право государства обеспечивать выполнение таких законов, какие ему представляются необходимыми для контроля за использованием собственности согласно общим интересам» [10].

В соответствии с п. 2 ст. 168 ГК РФ сделка, нарушающая требования закона и при этом посягающая на публичные интересы, ничтожна. Суд вправе применить последствия недействительности ничтожной сделки по своей инициативе, если это необходимо для защиты публичных интересов (п. 4 ст. 166 ГК РФ). В качестве одного из оснований признания сделки недействительной в гражданском законодательстве выступает наличие явного ущерба юридическому лицу (п. 2 ст. 174 ГК РФ), о котором свидетельствует «совершение сделки на заведомо и значительно невыгодных условиях, например, если предоставление, полученное по сделке, в несколько раз ниже стоимости предоставления, совершенного в пользу контрагента. При этом следует исходить из того, что другая сторона должна была знать о наличии явного ущерба в том случае, если это было бы очевидно для любого участника сделки в момент ее заключения» [8]. Гражданское законодательство и разъяснения ВС РФ убедительно указывают на наличие объективного содержания в цене договора. Профессор, член-корреспондент РАН В.Ф. Яковлев, характеризуя имущественные отношения, регулируемые гражданским правом, отмечает, что «эти отношения являются возмездными — отношениями эквивалентного (выделено нами. — В.Б.) обмена благами» [2].

Большое значение контролю над предпринимателями, вступающими в экономические отношения с государством, придавалось при проведении новой экономической политики. Статья 129 УК РСФСР 1922 года предусматривала ответственность за «расточение арендатором предоставленного ему по договору государственного достояния в виде средств производства». Предприниматели несли ответственность за неисполнение обязательств по договору, заключенному с государственным предприятием или учреждением, если доказан злонамеренный характер неисполнения договора или иные заведомо недобросовестные по отношению к государству действия (ст. 130 УК РСФСР 1922 года). Нормы, предусматривающие ответственность за неисполнение договорных обязанностей перед государством и расхищение государственного имущества путем заключения заведомо невыгодных сделок, «совершенные по соглашению с контрагентами», были и в УК РСФСР 1926 года. Примечательно, что ст. 132 УК РСФСР 1926 года существенно повышала ответственность за совершение описанных выше деяний «в боевой обстановке или связанных с поставками предметов снабжения Красной армии и флота и могущих отразиться на их боеспособности». Наказание за совершение такого преступления при отягчающих обстоятельствах предусматривалось «вплоть до расстрела».

П.С. Яни не соглашается с учеными, которые в противоправности хищения видят, с одной стороны, осуществление его способом, запрещенным уголовным законом (объективная противоправность), а с другой стороны, отсутствие у виновного прав на похищаемое имущество (субъективная противоправность). П.С. Яни указывает: «Под противоправностью как признаком состава всякого хищения необходимо понимать изъятие (обращение) чужого имущества в пользу лица, совершающего указанные действия, или других лиц, если эти действия противоречили положениям законодательства, прежде всего — гражданского, позитивно регулирующего отношения, которые соответствующие нормы об ответственности за преступления против собственности охраняют» [14, с. 22—23]. Но подобно тому, как обстоятельства, установленные вступившим в законную силу решением суда, принятым в рамках гражданского судопроизводства, должны признаваться судом, прокурором, следователем, дознавателем без дополнительной проверки (ст. 90 Уголовно-процессуального кодекса РФ), вступивший в законную силу приговор по уголовному делу обязателен для суда, рассматривающего дело о гражданско-правовых последствиях действия лица, в отношении которого он вынесен (ч. 4 ст. 61 Гражданского процессуального кодекса РФ). Законодатель справедливо допускает возможность ситуации, когда общественная опасность деяния или сделки будут установлены раньше, чем она будет признана недействительной в гражданско-правовом порядке. Статья 215 ГПК РФ обязывает суд приостановить производство по гражданскому делу в случае невозможности его рассмотрения до разрешения другого дела, рассматриваемого в уголовном судопроизводстве.

В процессе юридической оценки деяний и выбора соответствующей отрасли права следует исходить из приоритета предмета правового регулирования, восприятия субъектом содеянного как конфликта с государством, которое он представляет в качестве участника имущественных отношений. Поэтому когда совершено преступление, а гражданско-правовой договор используется в качестве способа причинения собственнику имущественного ущерба и с целью его сокрытия, нет оснований связывать уголовную противоправность с обязательным признанием сделки недействительной. Исполнение своих обязательств сторонами сделки, оформленной правильно, но на издевательских условиях, не может быть препятствием для квалификации действий ее участников по соответствующим статьям УК РФ. Отличительными чертами метода гражданского права являются юридическая диспозитивность, правовая инициатива, юридическое равенство участников и имущественная самостоятельность. Относительно последнего признака важно понимать, что чиновник распоряжается не личным, а общенародным имуществом, поэтому его свобода договора и деловая инициатива должны контролироваться, в том числе средствами уголовно-правового воздействия.

Имущественные отношения с участием государственных организаций обладают рядом особенностей. А.В. Винницкий пишет об объективных предпосылках признания самостоятельной разновидностью отношений, развивающихся по поводу публичного имущества [1, с. 20]. А.И. Рарог, напротив, полагает, что признание должностными лицами руководителей государственных предприятий и акционерных обществ противоречит Конституции РФ в части закрепленного в ней положения о равной охране всех форм собственности и общегосударственной политике, которой уголовная политика должна соответствовать [11, с. 10—12]. Но современная государственная политика существенно отличается от политики 1990-х годов, также следует учитывать различное предназначение и направления использования государственной и частной собственности. Оппоненты могут возразить, напомнив о недобросовестных чиновниках, коррупции, неэффективном и нецелевом расходовании общенародной собственности… Считаем, что данные явления свидетельствуют о необходимости усиления уголовно-правовой охраны государственной собственности.

По мнению Г.А. Есакова, соблюдение законодательно предусмотренных механизмов заключения договора его сторонами, отсутствие корыстного мотива в отношении всей суммы переплаты создают слишком много условностей для квалификации рассматриваемых действий как растраты, «чтобы она была приемлемой». «Фактически действия по заключению такого договора, совершенные из корыстных побуждений, становятся обстановкой получения взятки (а если взятка дается из полученных контрагентом денежных средств, то и специфическим способом получения взятки). Иными словами, если такого рода договор заключен по злонамеренному соглашению двух сторон, является юридически действительным и исполненным, то содеянное охватывается совокупностью ст. 285 УК РФ и ст. 290 (для взяткодателя — только ст. 291) УК РФ» [4, с. 21—24]. Таким образом, решение проблемы противоправности причинения имущественного ущерба исследователь видит в квалификации действий виновного как злоупотребления должностными полномочиями.

Действительно, преступление, предусмотренное ст. 285 УК РФ, состоит в правильно оформленном, но заведомо ущербном для личности, общества и государства использовании виновным своих должностных полномочий. В отличие от хищения чужого имущества с использованием служебного положения злоупотребление должностными полномочиями из корыстной заинтересованности образуют такие деяния должностного лица, которые «не связаны с изъятием чужого имущества» [9]. Но заметим, должностное лицо, заключающее договор, на основании которого перечисляются денежные средства в размере, заведомо превышающем рыночную стоимость оплачиваемых товаров, работ или услуг, действительно государственное имущество не изымает, оно находится в его ведении. Кроме того, распространение действия ст. 160 УК РФ на присвоение и растрату имущества, которое не только было вверено виновному, но и находилось в его ведении, также небесспорно.

Подход, в соответствии с которым хищением признается злоупотребление административно-хозяйственными полномочиями, является социально обусловленным, но, как справедливо утверждает Н.А. Лопашенко, «для таких заключений современная редакция ст. 160 УК РФ оснований не дает» [5, с. 500]. Описание в УК РФ всех способов хищения свидетельствует о физическом характере изъятия имущества и обращения его в пользу виновного или других лиц. Присвоение и растрату характеризует особая обстановка, которая состоит в наличии юридической связи между виновным и предметом хищения, но отсутствие его физического обращения в пользу виновного или других лиц свидетельствует об отсутствии хищения. Установив в ст. 159 УК РФ ответственность за два вида мошенничества, законодатель четко разграничил хищение и иные способы причинения имущественного ущерба. Мошенничество может представлять собой хищение чужого имущества или приобретение права на имущество. Подобным образом присвоение или растрата могут состоять в хищении вверенного имущества или в злоупотреблении полномочиями в отношении имущества, которое находится в ведении виновного. Последний способ выражается в принятии необоснованного, противоречащего задачам нормального функционирования организации административно-хозяйственного решения.

В заключение отметим, что ст. 92 УК РСФСР 1960 года устанавливала ответственность за присвоение или растрату государственного или общественного имущества, вверенного виновному, а равно завладение с корыстной целью государственным или общественным имуществом путем злоупотребления должностного лица своим служебным положением. Учитывая изложенное, по примеру ст. 92 УК РСФСР 1960 года, в ст. 160 УК РФ следовало бы установить ответственность за присвоение или растрату, т. е. хищение чужого имущества, вверенного виновному, а равно завладение чужим имуществом путем злоупотребления служебным положением.

Список литературы

1. Винницкий А.В. Публичная собственность: проблемы формирования административно-правовой доктрины: автореф. дис. … д-ра юрид. наук. Екатеринбург, 2013. С. 20.
2. Гражданское право: учеб.: в 2 т. Т. 1 / под ред. Б.Н. Гонгало. М.: Статут, 2016 // Доступ из СПС «КонсультантПлюс».
3. Дело «Навальный и Офицеров (Navalnyy and Ofitserov) против Российской Федерации» (жалобы № 46632/13 и 28671/14): постановление ЕСПЧ от 23.02.2016 // Доступ из СПС «КонсультантПлюс».
4. Есаков Г.А. Расширенная трактовка обмана как способа совершения мошенничества // Уголовное право. 2015. № 5. С. 21—24.
5. Лопашенко Н.А. Посягательства на собственность. М., 2012. С. 500.
6. Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Ходорковского Михаила Борисовича на нарушение его конституционных прав статьей 160 и примечанием 1 к статье 158 Уголовного кодекса Российской Федерации: определение КС РФ от 02.07.2009 № 1037-О-О // Доступ из СПС «КонсультантПлюс».
7. О практике применения судами законодательства, регламентирующего особенности уголовной ответственности за преступления в сфере предпринимательской и иной экономической деятельности: постановление Пленума ВС РФ от 15.11.2016 № 48 // Российская газета. 2016. 24 нояб.
8. О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации: постановление Пленума ВС РФ от 23.06.2015 № 25 // Доступ из СПС «КонсультантПлюс».
9. О судебной практике по делам о злоупотреблении должностными полномочиями и превышении должностных полномочий: постановление Пленума ВС РФ от 16.10.2009 № 19 // Российская газета. 2009. 30 окт.
10. По делу о проверке конституционности положений абзаца второго пункта 3 и пункта 4 статьи 44 Федерального закона «Об акционерных обществах» в связи с жалобами открытых акционерных обществ «Газпром», «Газпром нефть», «Оренбургнефть» и Акционерного коммерческого Сберегательного банка Российской Федерации (ОАО): постановление КС РФ от 28.01.2010 № 2-П // Доступ из СПС «КонсультантПлюс».
11. Рарог А.И. Уголовно-правовые амбиции российского законодателя // Судья. 2016. № 4. С. 10—12.
12. Российская газета. 2013. 17 июля.
13. Соловьёв В.С. Оправдание добра. URL: http://www.vehi.net/soloviev/oprav/16.html (дата обращения: 17.03.2017).
14. Яни П.С. Противоправность как признак хищения // Законность.2014. № 6.С. 22—23.