УДК 343.1
Страницы в журнале: 86-92
Ю.С. Жариков,
кандидат юридических наук, доцент кафедры государственно-правовых и уголовно-правовых дисциплин Российского экономического университета им. Г.В. Плеханова
Россия, Москва sga120a@yandex.ru
Рассматривается состояние отечественной юридической науки в части определения стратегических направлений развития уголовно-процессуального законодательства и принципов уголовной политики. На этом основании определяются наиболее перспективные, по мнению автора, пути развития отечественной уголовно-процессуальной политики.
Ключевые слова: гуманизм, доказывание, законность, наука, принцип, политика, судопроизводство, стратегия, уголовный процесс, целесообразность, эффективность.
Ни одна отрасль права не может существовать без формирования стратегии развития, которая должна иметь не столько политические, сколько правовые корни. Однако, как отмечает И.Н. Кондрат, утверждать о фактическом приоритете права над политикой в нашем государстве в настоящее время было бы утопией [9, с. 12].
Действительно, несмотря на то, что теория уголовного судопроизводства постоянно развивается, модернизация уголовно-процессуального законодательства происходит без ее участия. По сути это разные векторы развития. Теоретики занимаются обсуждением законодательных новелл, которые в основном продиктованы политической целесообразностью или потребностями правоприменительных органов. Получается, не юридическая наука ведет за собой законодателя, а законодатель, т. е. политическая власть, инициирует широкое обсуждение теоретиками не самих законодательных инициатив, а последствий реализации своих законотворческих проектов в связи с результатами правоприменительной практики. Смысл таких научных исканий сводится к теоретическому обоснованию преодоления негативных результатов законотворчества. При таком взаимодействии наука вынуждена всего лишь удовлетворять потребности правоприменителя, предлагая пути разрешения сложных правовых ситуаций, вызванных необходимостью применения поспешно принятых нормативных актов.
На эти проблемы российской правовой науки обращал внимание еще А.Ф. Кони, отмечая, что отчужденность науки от практики и ее угодливость делают совершенно ничтожным ее влияние на законодательство и судебную практику [10, с. 25].
Такая ситуация связана с долгим отсутствием в нашей стране не то чтобы официальной (государственной), но даже научной концепции именно отечественной уголовно-процессуальной политики. Как показывает практика последних десятилетий, упование законодателя на международное право и на рецепцию зарубежного опыта обустройства уголовного процесса не привело к успешному решению проблемных организационно-правовых вопросов в этой сфере.
В 1996 году это послужило препятствием к принятию одновременно с Уголовным кодексом РФ Уголовно-процессуального кодекса РФ. Но и за последующие пять лет ничего не изменилось. Более того, после принятия в 2001 году либерального проекта УПК РФ и до введения его в действие 1 июля 2002 г. кодекс претерпел серьезную доработку. В 2002 году УПК РФ существенно правили под нужды правоприменителя пять раз, поскольку отраслевая наука, увлеченная составлением различных вариантов проектов УПК РФ, не учла экономические возможности государства, подготовленность органов предварительного расследования, прокуратуры и судебной системы к собственному реформированию и адекватному восприятию правовых новаций, вовремя не установила социальных потребностей российского общества и изменившегося к тому времени вектора политического развития государства в сторону умеренного консерватизма. Именно в это время в юридическом регулировании гуманистическая направленность, по мнению С.С. Алексеева, уступила пальму первенства интересам и усмотрениям власти, ее высших руководящих инстанций [1, с. 270—271].
Таким образом, отечественный законодатель, продолжая реформу уголовного судопроизводства, а вслед за ним и юридическая наука придерживаются то либеральных, то консервативных взглядов, хотя тренд развития анализируемой отрасли права ясен — это переход от противоборства указанных правовых идеологий к их разумному синтезу.
Каковы же наиболее желательные с точки зрения юридической науки тенденции развития уголовно-процессуального права?
Общий ответ на этот вопрос дал в свое время А.Ф. Кони: надо создать уголовно-процессуальный закон, вытекающий из народного правосознания. В противном случае он «обречен на постоянный обход или на применение, насильственное по приемам и бесплодное по нравственным результатам» [10, с. 25]. Но со-здать такой Закон сложно в силу разноплановости предлагаемых процессуальных форм.
Среди таких тенденций присутствует одна, вызывающая споры ученых и практиков: это расширение возможностей использования со-временных информационных технологий при производстве по уголовному делу, и прежде всего в процессе доказывания. По мнению ряда ученых, замена по многим вопросам уголовно-процессуальной деятельности человека вычислительной техникой приведет к выхолащиванию из общего контекста рациональной основы уголовного процесса субъективных, а тем более нравственных элементов [5; 11; 14].
Однако есть и противоположная точка зрения. В частности, А.Ю. Смолин оптимистично смотрит на компьютеризацию уголовного процесса, находит положительные качества в минимизации личного усмотрения правоприменителя. По его мнению, развитие технологичности уголовного судопроизводства может одновременно идти по двум направлениям: первое — компьютеризация процесса сбора исходной информации и принятия процессуальных решений; второе — автоматизация деятельности правоприменителя [12, с. 724].
В части минимизации субъективности в деятельности должностных лиц, ведущих процесс, автор предлагает: а) тотально применять аудио- и видеонаблюдение; б) разработать и использовать технологии, позволяющие однозначно установить правдивость показаний участников процесса, идентифицировать личность и проследить маршрут ее передвижения в заданное время [12, с. 725].
Оценивая данное предложение, следует отметить отсутствие в нем какой-либо новизны. Внедрить видеонаблюдение за ходом предварительного расследования, а по сути обязательную видеозапись каждого следственного действия, давно предлагается криминалистами. Полагаем, что установление обязательности подобной процедуры в настоящее время необходимо. По крайней мере в том случае, если уголовное дело подлежит рассмотрению в порядке ускоренного судопроизводства (глава 40 УПК РФ): это позволит исключить споры о достоверности собранных доказательств и объективности принимаемых решений, поскольку в данном случае, как правильно пишут В.В. Зозуля и У.Н. Ахмедов, видеозапись позволит сформировать надлежащую доказательственную базу и обеспечить защиту прав и законных интересов участников уголовного судопроизводства [8, c. 92—93].
В то же время следует понимать, что видеозапись хода предварительного расследования — сложная процедура, и в случаях производства поисковых следственных действий, которые проводятся вне кабинета следователя, требует специальной аппаратуры и привлечения специалиста-оператора, т. е. существенных материальных затрат. Однако увеличение расходов на предварительное расследование в настоящее время не является приоритетным направлением государственной политики. Поэтому следует не глобализировать видеозапись производства по уголовному делу на досудебных стадиях уголовного процесса, а упрощать процедуры видеофиксации следственных действий. В частности, можно согласиться с предложением М.Р. Глушкова о предоставлении следователю права проводить видеозапись следственного действия не целиком, а лишь тех фрагментов, которые, на его взгляд, наиболее значимы для доказывания [4, с. 85—89].
Следовательно, вносить в порядке законодательной инициативы необходимо предложение не по обязательности видеозаписи всех следственных действий, а по упрощению ее процессуальной процедуры. Это позволит расширить сферу применения видеозаписи в процессе доказывания и снизить количество сомнительных с точки зрения защиты доказательств, представляемых, к примеру, дознанием в суд по делам, законченным производством в сокращенной форме.
Теперь об установлении правдивости показаний свидетелей и потерпевших. В настоящее время такая возможность технически существует. Для этого используют полиграф в форме судебной психофизиологической экспертизы. Правда, правовая основа применения данного технического средства отсутствует. Для устранения правовой неопределенности можно в ст. 196 УПК РФ включить пункт, предоставляющий дознавателю, следователю и суду право назначать указанную экспертизу в случае возникновения сомнений в правдивости показаний свидетеля и потерпевшего, а в отношении обвиняемого (подозреваемого) — лишь по его ходатайству, согласованному с защитником, и только по обстоятельствам предъявленного обвинения (выдвинутого в соответствующих процессуальных решениях подозрения).
Что же касается слежки за участниками процесса, то это прерогатива оперативных подразделений, регулируемая внутриведомственными нормативными актами. К тому же предлагаемая процедура чисто техническая. Существующие нормы УПК РФ позволяют приобщать к материалам уголовного дела в качестве доказательств результаты оперативно-розыскных мероприятий после их надлежащего документирования и проверки посредством уголовно-процессуальных процедур.
Таким образом, ученые-процессуалисты, несмотря на отдельные частности в восприятии стратегии модернизации процесса доказывания по уголовным делам, едины в том, что современный уголовный процесс на его досудебных стадиях должен развиваться в направлении повышения его эффективности и экономичности.
В организационном развитии этих направлений законодатель сделал многое. В частности, в 2013 году УПК РФ был дополнен институтом дознания в сокращенной форме, а следователи (дознаватели) получили право производства ряда следственных действий, а также назначения судебной экспертизы до возбуждения уголовного дела (ч. 1 ст. 144 УПК РФ).
Однако в части расширения возможностей использования технических средств фиксации доказательственной информации и документирования процессуальных решений существенных подвижек, кроме частичного отказа от института понятых в пользу фото- и видеоудостоверения результатов отдельных следственных действий (ч. 1.1 ст. 170 УПК РФ), нет. Здесь законодатель не спешит учитывать пожелания теоретиков.
Также сказывается на качестве отечественного уголовно-процессуального законодательства рецепция международных стандартов уголовного судопроизводства. Законодатель, реализуя международные обязательства, не отменяет существующие процессуальные процедуры или не приводит их в соответствие с новеллами. Так, к примеру, произошло с институтом процессуальных сроков. Включенная в 2010 году в УПК РФ статья 6.1 «Разумный срок уголовного судопроизводства» стала конкурировать с существующими жестко регламентированными УПК РФ сроками производства предварительного расследования. В этой связи получилось, что следователь и дознаватель обязаны не только выполнять эти сроки, но и заботиться об их оптимизации, объективные основания и условия которой выработать не удается до настоящего времени. Поэтому упомянутая статья изменялась и дополнялась четыре раза, но так и не получила требуемых критериев разумности сроков. В результате таких изменений уголовно-процессуальное законодательство становится все более громоздким и противоречивым.
Еще более сложные последствия для судопроизводства в целом повлекло предоставление его участникам права обжалования процессуальных действий и решений по уголовным делам. Нередко целью такого обжалования выступает желание стороны защиты затянуть предварительное расследование.
Кроме того, суды в порядке ст. 125 УПК РФ по жалобам участников уголовного процесса проверяют законность и обоснованность действий, решений органов уголовного преследования, принимают решения в порядке исполнения приговора, в том числе и в связи с частыми изменениями уголовного закона. Такая правовая ситуация привела к тому, что суды заняты не столько рассмотрением уголовных дел по существу, сколько проверкой собственных процессуальных решений в порядке судебного надзора. Так, в 2017 году 55,7% от общего числа жалоб и представлений (в 2016 году — 52,3%), рассмотренных в порядке апелляционного производства Судебной коллегией по уголовным делам Верховного Суда РФ, составили обращения участников процесса по анализируемому нами поводу. В частности, доля жалоб и представлений на постановления судов первой инстанции по ходатайствам об избрании меры пресечения в виде заключения под стражу и о продлении срока содержания под стражей относительно 2016 года увеличилась и составила 10,6% (в 2016 году — 9,7%) [3].
На этом основании В.В. Дорошков предлагает доминанту охраны прав личности в уголовном процессе заменить концепцией разумного сочетания прав личности, общества и государства при доминировании общественных интересов [5, с. 58]. Полагаем, практическая реализация данного предложения позволит более конкретно определить, в каких случаях уголовно-процессуальный закон охраняет публичные, а в каких — частные интересы. Но это исключит, к примеру, ошибки при прекращении уголовного преследования за примирением сторон по делам о причинении вреда государственным или муниципальным интересам.
Однако любая законодательная инициатива должна не только исходить из необходимости создания эффективного механизма уголовно-процессуального регулирования, но и учитывать те финансовые ресурсы, которыми располагает государство для создания такого механизма. В этой связи обратим внимание на постановление Пленума ВС РФ от 13.07.2017 № 28, которым в Государственную Думу было решено внести проект федерального конституционного закона «О внесении изменений в федеральные конституционные законы в связи с созданием кассационных судов общей юрисдикции и апелляционных судов общей юрисдикции». Данный законопроект содержит подробное финансово-экономическое обоснование преобразований, которые планируется осуществить в ближайшее время. При этом есть одно «но»: экономическое обоснование требуется от законопроекта, который после поступления в Государственную Думу может находиться на ее рассмотрении длительный период, и к моменту принятия закона такое обоснование может потерять свою актуальность.
Но стоимость реализации законопроекта — не единственное условие, которое необходимо учитывать в процессе модернизации уголовно-процессуального законодательства. Разработка правовых предложений должна быть основана еще и на основополагающих фундаментальных идеях — принципах. И в этой части разработки стратегии уголовного процесса у ученых нет единого мнения. К примеру, В.В. Дорошков предлагает к их числу отнести принципы: а) эмоционального позитивного восприятия новеллы общественным сознанием (справедливость предлагаемых изменений и дополнений, их духовность и нравственность); б) целесообразности, т. е. социально-политической необходимости реализации правовой доктрины; в) научности, или иначе теоретической обоснованности современной уголовно-процессуальной политики государства [6, с. 44—47].
Оценивая правоту мнения автора, следует обратить внимание на противоречивость его суждения, поскольку политические амбиции законодателя зачастую превалируют над социальными потребностями, т. е. целесообразность идет вразрез со справедливостью. А в целом современное уголовно-процессуальное законодательство более прагматично, чем духовно. Эмоциональный общественный резонанс может вызывать только существенное переформатирование процессуального законодательства, случающееся редко. В основном работа законодателя малоинтересна обществу и гражданам и представляет лишь профессиональную заинтересованность.
И.Г. Смирнова дополняет этот перечень более конкретными стратегическими идеями уголовно-процессуальной политики, а именно: обязательностью уважения и соблюдения прав участников уголовного судопроизводства; реалистичностью законодательных новелл, их эффективностью [11, c. 128—132].
По мнению А.И. Александрова, современная уголовно-процессуальная политика должна строиться на принципах гуманизации уголовно-процессуального законодательства и практики его применения; демократизации уголовно-процессуальных мер борьбы с преступностью; обеспечения законности и социальной справедливости при применении уголовно-процессуального закона; утверждения судебной власти, повышения независимости, авторитета и роли органов расследования и прокуратуры; использования общечеловеческих ценностей, достижений мировой цивилизации в уголовном процессе [2, с. 8].
Другие авторы отождествляют принципы уголовно-процессуальной политики с принципами уголовного судопроизводства [15 , c. 6].
Представляется, что принципы уголовно-процессуальной политики должны определяться стратегическими направлениями развития уголовного судопроизводства, которые до настоящего времени остаются дискуссионными. Так, О.И. Зайцев среди таковых называет устранение имеющейся в настоящее время разбалансированности уголовно-процессуальных функций и правомочий участников уголовного судопроизводства, выступающих на стороне обвинения и защиты, смещения акцентов в сторону усиления процессуальных полномочий и гарантий прав обвиняемого в ущерб правам жертв преступления; более широкое применение упрощенных процедур предварительного расследования; развитие согласительных процедур в уголовном судопроизводстве; повышение процессуальной самостоятельности следователя и др. [7, с. 152—156].
Н.Г. Стойко на основе проведенного сравнительно-правового анализа уголовно-процессуального законодательства европейских стран англо-американской и романо-германской правовых систем приходит к выводу, что выработанные учеными разных стран модели уголовного процесса могут быть объединены в рамках шести уголовно-процессуальных стратегий (общих моделей): 1) защита прав и свобод обвиняемого; 2) уголовное преследование; 3) социальная поддержка обвиняемого; 4) социальная поддержка потерпевшего; 5) рациональность и эффективность уголовного судопроизводства; 6) процедуры примирения (медиация) [13,
с. 26].
К числу стратегических путей развития уголовного процесса также следует отнести и дальнейшую разработку дифференциации его досудебных и судебных форм. В этой части необходимо решить как минимум две проблемы. Первая — отказ от стадии возбуждения уголовного дела. В настоящее время она не отвечает первоначальной идее, которую в нее заложили составители УПК РСФСР 1960 года: минимизировать возможность ограничения прав граждан при производстве предварительной (доследственной) проверки посредством запрета производства следственных действий. С одной стороны, законодатель настолько расширил полномочия органов предварительного расследования в части производства неотложных следственных действий, включая назначение и производство судебных экспертиз, что для их законной реализации требуется наличие участников процесса, которые появляются лишь на стадии предварительного расследования. Соответственно, производство указанных следственных действий в отсутствие лиц, интересы которых ими затрагиваются, ведет к на-рушению законности. С другой стороны, развитие оперативно-розыскного процесса привело к расширению полномочий оперативных сотрудников при производстве оперативно-розыскных мероприятий, направленных на получение доказательств по уголовным делам.
Вторая проблема, требующая разрешения, — частичный отказ от территориальной организации судопроизводства по уголовным делам и создание экстерриториальных судов для пересмотра приговоров и иных решений по уголовным делам в порядке апелляционного и кассационного производств. Данная проблема возникла в связи с расширением полномочий ВС РФ по пересмотру судебных решений нижестоящих судов, о чем говорилось выше.
В настоящее время текущая правоприменительная практика по уголовным делам перманентно находится в стадии формирования. Это требует мобильного обеспечения ее единообразия в масштабе государства. Такая обязанность возложена на ВС РФ, который в своих постановлениях официально разъясняет порядок применения положений уголовно-процессуального закона. При этом правовое значение таких разъяснений до настоящего времени не конкретизировано. Пора определить статус решений ВС РФ как по совокупности уголовных дел, так и по отдельным уголовным делам. Сегодня анализ совокупности однотипных дел и толкование на этой основе правоприменительной практики осуществляется Пленумом ВС РФ. Однако, несмотря на то, что такое толкование оказывает существенное влияние на практику применения уголовно-процессуального законодательства, правовой статус указанных решений определен недостаточно конкретно.
Для достижения целей обеспечения единообразного применения законодательства следует придать постановлениям Пленума ВС РФ статус руководящих. Для этого надо в п. 1 ч. 3 ст. 5 Федерального конституционного закона от 05.02.2014 № 3-ФКЗ «О Верховном Суде Российской Федерации» (далее — Закон о ВС РФ) внести изменения — после словосочетания «дает судам» добавить слово «руководящие»:
«1) рассматривает материалы анализа и обобщения судебной практики и дает судам руководящие разъяснения по вопросам судебной практики в целях обеспечения единообразного применения законодательства Российской Федерации».
Требуется также конкретизировать особую роль Президиума ВС РФ в формировании судебной практики по уголовным делам. Для придания таким постановлениям прецедентного значения п. 1 ч. 1 ст. 7 Закона о ВС РФ предлагаем изложить в следующей редакции:
«1) в соответствии с процессуальным законодательством Российской Федерации и в целях обеспечения единства судебной практики и законности проверяет в порядке надзора, в порядке возобновления производства по новым или вновь открывшимся обстоятельствам вступившие в силу судебные акты, решения по которым являются обязательными для нижестоящих судов при рассмотрении аналогичных дел».
Вывод: чтобы быть полезной законодателю, современная отраслевая наука должна определять и доктринально развивать приоритетные, стратегические направления совершенствования законодательства, обосновывать и предлагать наиболее перспективные пути модернизации правового регулирования организации уголовного судопроизводства в целом, участвовать в создании эффективных механизмов практики применения новелл УПК РФ.
Идеологической основой таких стратегий, по нашему мнению, являются: а) целесообразность; б) охрана прав, свобод и законных интересов лиц, участвующих в производстве по уголовному делу; в) дифференциация форм судопроизводства; г) создание примирительных процедур при публичной защите частных интересов; д) экономическая обоснованность законодательных инициатив.
Список литературы
1. Алексеев С.С. Философия права. История и современность. Проблемы. Тенденции. Перспективы. М.: НОРМА, 1998. С. 270—271.
2. Александров А.И. Уголовно-процессуальная политика в России: теоретический и историко-правовой анализ: дис. … д-ра юрид. наук. СПб., 1999. С. 8.
3. Верховный Суд РФ подвел итоги работы судов за 2017 год. URL: https://pravo.ru/story/200608/ (дата обращения: 28.05.2018).
4. Глушков М.Р. Обязательна ли непрерывная видеофиксация следственного действия? // Проблемы правоохранительной деятельности. 2016. № 3. С. 85—89.
5. Дорошков В.В. Стратегия развития современного уголовного судопроизводства // Вестник Мос-ковского университета МВД России. 2016. № 4. С. 57—58.
6. Дорошков В.В. Критерии оценки основных направлений реформы уголовного судопроизводства в России // Концептуальные основы реформы уголовного судопроизводства в России: мат-лы науч. конф. 22—23 января 2002 г., г. Москва. М.: Проспект, 2002. С. 44—47.
7. Зайцев О.И. О реализации современной уголовно-процессуальной политики Российской Федерации // Пробелы в российском законодательстве. 2012. № 5. С. 152—156.
8. Зозуля В.В., Ахмедов У.Н. Видеозапись производства следственных действий с участием несовершеннолетних: процессуально-правовые аспекты применения // Судебная власть и уголовный процесс. 2016. № 3. С. 92—93.
9. Кондрат И.Н. Уголовная политика государства и нормативно-правовое регулирование уголовно-процессуальных отношений: моногр. М.: Юстицинформ, 2015. C. 12.
10. Кони А.Ф. Собрание сочинений: в 8 т. Т. 4. Правовые воззрения А.Ф. Кони / под общ. ред. В.Г. Базанова, Л.Н. Смирнова, К.И. Чуковского. М.: Юридическая литература, 1967. С. 25.
11. Смирнова И.Г. К вопросу о необходимости формирования новой уголовно-процессуальной стратегии // Вестник ОГУ. 2011. № 3. С. 128—132.
12. Смолин А.Ю. Технология как стратегия развития уголовного судопроизводства // Юридическая техника. 2015. № 9. С. 720—725.
13. Стойко Н.Г. Уголовный процесс западных государств и России: сравнительное теоретико-правовое исследование англо-американской и романо-германской правовых систем: дис. … д-ра юрид. наук. СПб., 2009. С. 26.
14. Томин В.Т. Стратегия уголовного судопроизводства и некоторые ее составляющие: понятийный и терминологический инструментарий исследования // Актуальные проблемы экономики и права. 2007. № 4. С. 152—158.
15. Челохсаев О.З. Современная уголовно-процессуальная политика: автореф. дис. … канд. юрид. наук. М., 2009. С. 6.
Спасибо за ваш голос!
Вы уже проголосовали!