Проблемы теории социологии права

УДК 340.12:340.115.4

Страницы в журнале: 135-141

Рецензия на: Бирюков С.В. Теоретические основы социологии права. М.: ИНФРА-М, 2017. 335 с.

В.В. Кожевников,
доктор юридических наук, профессор кафедры теории и истории государства и права Омского государственного университета им. Ф.М. Достоевского Россия, Омск kta6973@rambler.ru

Анализируется содержание монографии С.В. Бирюкова «Теоретические основы социологии права» (М.: ИНФРА-М, 2017. 335 с.); отмечаются ее несомненные достоинства: научный и самостоятельный характер, оригинальность суждений и т. д. Автор высказывает также ряд критических замечаний, в частности по поводу соотношения широкого понимания права и интегративного подхода, юридического и фактического содержания правоотношения, мусульманского права и ислама и др.

Ключевые слова: социология права, предмет, методы исследования, правоприменение, правоотношения, правопонимание, мусульманское право, социальные нормы, монография, метод, наука.

Рецензируемая монография С.В. Бирюкова состоит из введения, четырех глав: «Науковедческие вопросы социологии права», «Юридическое право и иные социальные явления», «Влияние общества на юридическое право», «Влияние юридического права на общество», — заключения и библиографического списка.
В монографии рассматриваются важнейшие проблемы теории социологии права: сущность социологического подхода к праву, его значение для различных видов юридической деятельности, предмет, структура и научный статус социологии права, признаки права как социального явления, правовой и социальный плюрализм, социальная обусловленность юридического права, его влияние (действие) на иные элементы общества, взаимосвязь права и экономики, права и иных элементов культуры, права и сознания, поведение общественных субъектов, эффективность общественного воздействия на право и результат самого правового воздействия.
Если оценивать работу в целом, можно с уверенностью сказать, что она оставляет весьма благоприятное впечатление, поскольку имеет ряд несомненных достоинств, а именно научный, самостоятельный характер. Автору не откажешь в оригинальности суждений по сложнейшим проблемам теории социологии права. Обращает на себя внимание и то обстоятельство, что С.В. Бирюков использует обширнейшую литературу (620 источников) не только юридических наук (теории государства и права, международного, конституционного, уголовного права и др.), но и философии, культурологии, политологии и других общественных наук, в том числе свои ранее опубликованные работы. Представленная монография имеет и познавательный характер. Общетеоретические положения зачастую сопровождаются примерами из российского и зарубежного законодательства.

Однако, на наш взгляд, любая работа, не исключая рецензируемую, содержит положения, которые носят дискуссионный характер либо объективно требуют дополнительной аргументации и конкретизации.
Основные наши замечания относятся к главе 1, в которой автор обосновывает науковедческие вопросы социологии права. Судя по названию монографии, именно данная часть работы должна иметь первостепенное значение. Рассматривая функции социологии права как научной и учебной дисциплины (с. 60—66), автор, как представляется, нечетко определяет ее предмет. С.В. Бирюков полагает, что «изучение разных сторон юридического права как социального феномена, его взаимосвязей с различными социальными факторами можно определить как предмет такой юридической социологии права» (с. 43). В свое время Д.А. Керимов, будучи противником придания социологии права статуса самостоятельной науки, обращал внимание на то, что, судя по заявлениям соответствующих авторов (сторонников признания социологии права в качестве самостоятельной науки. — В.К.), ее предмет — те же правовые объекты, явления и процессы, что и в общей теории права (сущность права и социальный механизм его действия, эффективность законодательства и правоприменительной деятельности, правосознание, законность, престиж права и т. п.). Отвечая на вопрос, в чем же отличие социологии права от общей теории права, автор утверждал, что социология права является не чем иным, как одним из основных направлений (наряду с философией права) общей теории права. Как подчеркивал исследователь, нельзя сводить социологию права лишь к эмпирическому уровню познания, осуществляемого конкретно социологическими методами; она возвышается над этим уровнем и достигает рационального осмысления правовой реальности [3, с. 88].

Думается, этой позиции созвучна точка зрения В.В. Лапаевой, справедливо замечающей, что «без использования теоретического потенциала юридической науки социология права не может… обрести статус полноценной научной дисциплины и будет представлять собой комплекс эмпирических исследований, не выходящих на фундаментальные проблемы правовой жизни общества» [9, с. 20]. Кстати говоря, В.В. Лапаева, на наш взгляд, весьма конкретно определяет предмет социологии права: «…право как форма выражения, защиты и реализации правообразующих интересов, т. е. интересов, согласуемых с принципами формального равенства» [9, с. 29]. В дальнейшем автор, выделяя три аспекта предмета социологии права: 1) влияние общественных отношений на право (т. е. социальные предпосылки права или, другими словами, социальная обусловленность права); 2) обратное влияние права на общественные отношения (социальные последствия его действия); 3) механизм взаимодействия правовых и неправовых факторов в рамках социальной системы (механизм социального действия права), — полагает, что предметную сферу (аспект) исследования в рамках первого из выделенных направлений составляют факторы неправового характера, которые влияют на формирование и развитие права как особого социального феномена и определяют природу законодательства; предметом исследования эффективности действия права выступает определение степени и характера воздействия правового фактора (законодательства и правоприменительной деятельности) на эволюцию общественных отношений; предмет изучения социальных функций и механизма действия права составляет механизм взаимосвязи правовых и неправовых факторов, взаимодействующих в процессе общественного развития и влияющих на функционирование права в обществе [9, с. 29].

В.Н. Кудрявцев и В.П. Казимирчук в свое время отмечали, что в сферу этой научной дисциплины входит изучение связи между правом как социальным феноменом и обществом, а также его социальных функций, процессов трансформации юридических норм в социальное поведение на всех уровнях социальной организации общества, социальных групп, учреждений, организаций и личности [7, с. 7—15].
В литературе имеются и другие взгляды на предмет социологии права. Например, В.А. Глазырин считает, что предмет юридической социологии можно определить как знание о социальных закономерностях функционирования и изменения права; формы проявления и механизмы их действия в поведении и деятельности индивидов, социальных групп, организаций, общества в целом [24, с. 10]. С.В. Боботов утверждал, что социология права «представляет собой науку о социальных условиях существования и действия права» в обществе [1, с. 17]. Более точные смысловые акценты сделаны в определении Э.В. Тадевосяна: «…социологию права можно определить как науку (отрасль науки) об общих и специфических социальных закономерностях и механизмах взаимодействия права и общества как социальной системы» [22, с. 50].

Закономерно возникает вопрос: почему автор практически не касается в монографии вопросов методологии социологии права? В работе лишь фрагментарно упоминаются методы количественного анализа, наблюдения, «интерпретации жизнедеятельности конкретных личностей, коллективов в определенное время и в определенном месте. Реализуются качественные, а не количественные методы исследования» (с. 57).
Отметим, что ученые так или иначе в своих работах обращаются к этой науковедческой проблеме. Так, Д.А. Керимов писал, что конкретно-социологические методы (социологии права. — В.К.) правовых объектов, явлений и процессов не являются единственными. Наряду с ними социология права использует и множество иных не менее важных методов, способов и средств познания [3, с. 88]. В.В. Лапаева полагает, что основным методом социологии права является та или иная концепция правопонимания, применяемая для исследования и объяснения правовых реалий и правовых аспектов социальной жизни. По мнению автора, наряду со специфическим юридическим методом познания (т. е. определенной концепцией правопонимания в ее действии) социология права использует также различные общенаучные методы познания: диалектический метод (исходит из принципов единства и борьбы противоположностей как источника развития, единства логического и исторического в познании, включает в себя восхождение от абстрактного к конкретному, сочетание анализа и синтеза); метод системного анализа (направлен на исследование объекта в его системной целостности, делает акцент на выявлении механизмов обеспечения целостности объекта, на анализе связей между различными элементами системы); метод системно-структурного анализа (одно из направлений системного подхода, рассматривающее объект исследования как структурно расчлененную целостность, в котором каждый элемент структуры имеет функциональное назначение); статистические методы (математические методы исследования массовых явлений случайного характера); методы социально-психологических исследований (прежде всего различные приемы тестирования) и т. д. [10, с. 30—54].

В.М. Лебедев применительно к социологической школе трудового права пишет, что она делает акцент не столько на эффективности оценки уже действующих норм трудового права, сколько на анализе закономерностей, вызывающих эти нормы к жизни, а также причин (необходимости) их закрепления в действующем законодательстве. С позиции ученого, к таким методам следует отнести наблюдение, интервью, анкетирование, эксперт-опрос, правовой эксперимент, некоторые психологические и другие методы сбора социально-правовой информации [11, с. 69].

Кроме этого, на наш взгляд, в работе имеется ряд замечаний частного характера, и заключаются они в следующем.
1. Вряд ли можно согласиться с автором, который широкий подход к пониманию права (право как нормы, сознание (видимо, речь идет о правосознании. — В.К.) и отношения (здесь речь должна идти о правоотношениях. — В.К.)) отождествляет с интегративным подходом (с. 211). Справедливости ради заметим, что С.В. Бирюков в этом отношении не одинок. Так, имея в виду такое отождествление, О.В. Мартышин необоснованно полагает, что под правом понимаются не только юридические нормы, но и возникающие в соответствии с ними общественные отношения (правоотношения) и представления о том, каковы должны быть эти нормы (правосознание) [13, с. 248]. Проблемы интегративного подхода к пониманию права, его сторонников и противников, социальной ценности нами достаточно подробно анализировались ранее [4, с. 8—13].

2. Можно поспорить с автором монографии, который косвенно под содержанием правоотношений понимает поведение. Так, он пишет: «Правоотношения в советской теории права рассматривались как надстроечные явления, содержанием последних часто назывались только юридические права и обязанности, а вовсе не поведение. По этой схеме правоотношения оказывались схемой, абстракцией, оторванной от фактических отношений, право сводилось к некой надстройке над поведением…» (с. 110). Думается, что в данном случае есть необходимость рассмотреть проблему содержания правоотношения и его формы.
Действительно, некоторые авторы полагают, что в правоотношении следует выделять фактическое и юридическое содержание [23, с. 223—224]. При этом под фактическим содержанием они понимают действия самих субъектов правоотношений. Так, коллектив авторов — М.М. Рассолов, В.П. Малахов и А.А. Ива-
нов — считает: «Содержание правоотношений состоит в осуществлении взаимных прав и обязанностей их субъектов» [20, с. 245].

Полагаем, что для выделения в правоотношениях фактического содержания нет достаточных оснований, ибо правоотношения — это не действия их субъектов, а правовая связь между ними посредством субъективных прав и юридических обязанностей. Действия же субъектов являются основанием для возникновения, изменения или прекращения правоотношений, т. е. юридическим фактом, который будет рассмотрен позже. Оценивая позицию, согласно которой содержание правоотношений состоит в правах и обязанностях их участников и в реальных действиях по их использованию и осуществлению, А.В. Мицкевич обоснованно обращает внимание на одно логическое затруднение: правовое отношение выступает в качестве юридической формы фактического общественного отношения, например осуществление компетенции — форма реализации государственной властной функции органа государства; права и обязанности по договору поставки, розничной купли-продажи — форма денежного обмена товаров; брак — форма супружеских отношений. Автор подчеркивает, что «в процессе реализации правоотношение и фактическое (экономическое, семейное и т. п.) отношение как бы смыкаются. Но грань различия и здесь выступает в виде признания реальных действий участников не только экономическими, социальными и иными фактами жизнедеятельности, но и юридическими фактами по “движению” правового отношения, то есть по его возникновению, изменению, осуществлению и прекращению» [16, с. 403].

Анализируя субъективные права и юридические обязанности, отметим, что, во-первых, они представляют интерес для субъектов правоотношений, иными словами, они предметны; во-вторых, в жизни чаще всего каждая из сторон в правоотношении обладает и субъективными правами, и юридическими обязанностями. Нередко субъективные права и обязанности носят слитный характер, т. е. совпадают. Иными словами, возможность действовать, предоставленная лицу юридическими нормами, является его обязанностью, составляет для него определенную общественную необходимость действовать. Таковы полномочия органов государства и должностных лиц, составляющие одновременно и их права, и их обязанности. Они образуют компетенцию органов государства и должностных лиц. Осуществление прав в отношении граждан, предприятий и организаций составляет обязанность должностного лица по отношению к государству и его органам.

Содержание правоотношения обусловливает необходимость выяснения его формы, соотношения содержания и формы правоотношения. Этот общетеоретический вопрос в литературе решается по-разному:
— правоотношение в целом выступает как форма регулируемого нормами права общественного отношения, а последнее является содержанием правоотношения;
— формой правоотношения являются субъективные юридические права и обязанности, а его содержанием — фактическое правомерное поведение субъектов, которые эти права и обязанности реализуют. Сторонники такой точки зрения В.Н. Протасов и Н.В. Протасова полагают, что в данном варианте методологические возможности категорий «форма» и «содержание» использованы наиболее полно. На их основе выделены самые существенные стороны правоотношения и правильно установлена их функциональная связь: форма (права и обязанности) активно воздействует на содержание (поведение), формирует его, а содержание определяет форму через изменение юридических норм путем правотворческой деятельности [17, с. 367];
— субъективные юридические права и юридические обязанности, принадлежащие субъекту права, составляют понятие юридической формы правоотношений, а содержанием правоотношений является фактическое взаимодействие участников правоотношений, осуществляемое в соответствии с их юридическими правами и юридическими обязанностями [2, с. 97].

На наш взгляд, субъективные права и юридические обязанности суть юридическое содержание правоотношения, а фактическое отношение, которое есть не что иное, как фактические действия или бездействие субъектов правоотношения по целевому осуществлению их субъективных прав и юридических обязанностей, т. е. сами эти права и обязанности в их направленном действии, выступает в качестве формы [5, с. 5—16; 6, с. 227—237].

3. Достаточно много вопросов к той части работы, в которой автор касается проблемы соотношения норм юридического права с иными социальными нормами. Во-первых, как думается, трудно согласиться с теми положениями, согласно которым «…религиозные или политические нормы могут быть нормами права, нормами морали (нравственности), обыкновениями» (с. 93), «…правовые нормы являются одновременно политическими» (с. 245). Тем более к такому положению следует подходить критически на фоне справедливого утверждения автора о том, что «в современном обществе… многие юридические нормы происходят от других видов норм, пересекаются с данными нормами по своему содержанию» (с. 93) (Выделено нами. — В.К.). Во-вторых, при рассмотрении социальных норм неуместным является замечание автора о том, что «выделяют также автономную мораль отдельной личности» (с. 92).

4. Как представляется, критически необходимо оценивать и такую, как пишет автор, «хрестоматийную идею», согласно которой правоприменение представлено в виде «строгой последовательности (Выделено нами. — В.К.) трех стадий (выбора и анализа нормы права, установления фактических обстоятельств дела, принятия решения)» (с. 155).
Во-первых, не совсем понятна очередность первой и второй стадии правоприменительного процесса. Например, В.В. Лазарев, признанный авторитет в области теории правоприменения, полагает, что «определенная последовательность совершения действий в ходе правоприменения дает основание говорить о трех его стадиях: установлении фактических обстоятельств дела; установлении юридической основы дела; решении дела» [8, с. 370]. Во-вторых, думается, что говорить о «строгой последовательности» в категорической форме вряд ли уместно, ибо, как показывает правоприменительная практика, первая и вторая стадии правоприменения могут меняться местами (например, при выявлении вновь открывшихся обстоятельств).

5. На наш взгляд, неудачным является авторское утверждение о том, что «мусульманское (право. — В.К.) смыкается с религией» (с. 150). Создается впечатление, что мусульманское право и религия — это некие самостоятельные системы, которые соприкасаются друг с другом. Кстати говоря, проблеме соотношения мусульманского права и религии (ислама. — В.К.) в той или иной степени уделяют внимание отечественные теоретики права. Так, В. Малько и А.Ю. Саломатин обращают внимание на то обстоятельство, что «мусульманское право тесно связано с учением ислама и выводится из него», «будучи неотъемлемой частью монотеистической религии… оно оказалось ассоциированным с рядом религиозных школ» [12, с. 199]. Ряд ученых подчеркивают такое принципиальное положение, согласно которому «мусульманское право — одна из сторон религии ислама. Эта религия содержит:
а) теологию, которая устанавливает догмы и уточняет, во что мусульманин должен верить и б) шариат, означающий в переводе “путь следования” и составляющий то, что называют мусульманским правом» [18, с. 550; 19, с. 430—431]. Анализируемую проблему не обошел своим вниманием и М.Н. Марченко, полагающий, что мусульманское право представляет собой систему норм, выражающих в религиозной форме волю и интересы религиозной знати, которые изначально санкционировались и поддерживались демократическим мусульманским государством [14, с. 744; 15, с. 766]. В ряде случаев мусульманское право рассматривается с двух позиций. В широком смысле оно представляет собой единую исламскую систему социально-нормативного регулирования, которая включает как юридические нормы, так и неправовые регуляторы, в первую очередь религиозные и нравственные регуляторы, а также обычаи. В узком смысле — это юридические правила поведения, которые занимают в данной системе относительно самостоятельное место [21, с. 4].

6. И наконец, последнее замечание. Думается, что автор совершенно бездоказательно полагает, что «в России вторая категория организаций (коммерческие и “бюрократические”, квазигосударственные структуры. — В.К.) явно преобладает. Российское правотворчество и правоприменение во многом находятся в зависимости от квазигосударственных структур (частных интересов органов власти), крупных коммерческих организаций (монополий)»
(с. 220). Более того, по мнению С.В. Бирюкова, «практикующий юрист… без труда приведет примеры спорной судебной практики по делам, которые затрагивают интересы силовых или бюрократических структур или в которых участвуют крупные нефтегазовые и энергоснабжающие организации. Некоторые критически настроенные авторы даже фиксируют, что независимое правосудие в России присутствует только в делах, в которых отсутствуют интересы таких субъектов» (с. 220—221), ссылается автор при этом на во многом популистскую литературу. Если оценить в целом данное утверждение, то получается, что С.В. Бирюков признает отсутствие режима законности в современной России, где «правит бал» крупный капитал, интересы которого доминируют перед интересами государства и общества.
Несмотря на сделанные и в определенной степени аргументированные замечания, спорные и во многом дискуссионные, следует признать, что монография С.В. Бирюкова представляет собой интересное научное сочинение, которое может быть использовано как в научных, так и в образовательных целях при разработке и освоении курсов по социологии права и общей теории государства и права.

Список литературы

1. Боботов С.В. Буржуазная социология права. М.: Юридическая литература, 1978. С. 17.
2. Гражданское право: учеб. в 3-х т. Т. 1 / отв. ред. А.П. Сергеев, Ю.К. Толстой. М.: Проспект, 2004. С. 97.
3. Керимов Д.А. Социология и правоведение // Государство и право. 1999. № 8. С. 84—88.
4. Кожевников В.В., Мартыненко М.В. Узкое и широкое понимание права в советской юридической науке в контексте анализа современных проблем интегративного типа правопонимания // Современное право. 2014. № 5. С. 8—13.
5. Кожевников В.В. К проблеме понятия, содержания и формы правоотношений // Вестник Новосибирского государственного университета. Серия: Право. 2015. Т. 11. № 1. С. 5—16.
6. Кожевников В.В. Правоотношения // Кожевников В.В., Коженевский В.Б., Рыбаков В.А. Теория государства и права: учеб. М.: Проспект, 2017. С. 227—237.
7. Кудрявцев В.Н., Казимирчук В.П. Современная социология права. М.: Юристъ, 1995. С. 7—15.
8. Лазарев В.В. Реализация права // Теория государства и права: учеб. / под общ. ред. О.В. Мартышина. М.: Норма, 2007. С. 370.
9. Лапаева В.В. Социология права: в поисках новой парадигмы // Государство и право. 1992. № 7. С. 20—29.
10. Лапаева В.В. Социология права. М.: Норма, 2011. С. 30—54.
11. Лебедев В.М. Социологическая школа трудового права России // Правоведение. 2006. № 4. С. 68—72.
12. Малько А.В., Саломатин А.Ю. Сравнительное правоведение: учеб.-метод. комплекс. М.: ИНФРА-М, 2010. С. 199.
13. Мартышин О.В. Понятие и функции права // Теория государства и права / под ред. О.В. Мартышина. М.: Норма, 2007. С. 248.
14. Марченко М.Н. Источники права: учеб. пособие. М.: Проспект, 2011. С. 744.
15. Марченко М.Н. Сравнительное правоведение: учеб. М.: Проспект, 2011. С. 766.
16. Мицкевич А.В. Правовые отношения // Проблемы общей теории права и государства: учеб. / под ред. В.С. Нерсесянца. М.: Норма, 2010. С. 403.
17. Протасов В.Н., Протасова Н.В. Лекции по общей теории права и теории государства. М.: Издат. дом «Городец», 2010. С. 367.
18. Пьянов Н.А. Консультации по теории государства и права: учеб. пособие. Иркутск: Иркутский государственный университет, 2010. С. 550.
19. Радько Т.Н., Лазарев В.В., Морозова Л.А. Теория государства и права: учеб. М.: Проспект, 2012. С. 430—431.
20. Рассолов М.М., Малахов В.П., Иванов А.А. Актуальные проблемы теории государства и права: учеб. пособие. М.: ЮНИТИ-ДАНА; Закон и право, 2010. С. 245.
21. Сюкияйнен Л.Р. Мусульманское право: вопросы теории и практики. М.: Наука, 1984. С. 4.
22. Тадевосян Э.В. Социология права и ее место в системе наук о праве // Социальные исследования. 1997. № 11. С. 50.
23. Теория государства и права: учеб. / отв. ред. В.Д. Перевалов. М.: Норма, 2007. С. 223—224.
24. Юридическая социология: учеб. / отв. ред. В.А. Глазырин. М.: Норма, 2000. С. 10.