УДК 340.12
Страницы в журнале: 5-11
А.Н. Чашин,
кандидат юридических наук, доцент кафедры теории и истории государства и права Северо-Восточного государственного университета им. М.К. Аммосова Россия, Магадан escr@mail.ru
Рассматривается механизм влияния правовой доктрины на процедуру правоприменения. Полученные выводы позволяют сформулировать пути оптимизации практического использования накопленных доктринальных положений. Актуальность обращения к правовой доктрине определяется современным состоянием теоретического учения об этой научной категории. Повышение эффективности использования актуальных доктринальных положений в отечественном правоприменительном процессе возможно посредством их легитимации через текст нормативного правового акта.
Ключевые слова: правовая доктрина, юридическая наука, источники (формы) права.
Введение. Актуальность обращения к правовой доктрине определяется современным состоянием теоретического учения об этой научной категории.
В первую очередь необходимо отметить многозначность самого термина «юридическая (правовая) доктрина», под которой в научной литературе принято понимать: 1) официальную политику в определенной области государственной деятельности (например, социальная доктрина как квинтэссенция современного состояния и направление реализации социальной функции государства); 2) документ, содержащий основы такой политики (например, Военная доктрина РФ); 3) совокупность национальных научных знаний в сфере юриспруденции (российская правовая доктрина); 4) совокупность научных знаний применительно к отдельным отраслям права (например, доктрина гражданского права); 5) совокупность представлений ученых о конкретном элементе правовой действительности: институте, субинституте, термине и т. п. (например, доктрина шиканы); 6) сложившуюся правоприменительную практику (судебная доктрина); 7) совокупность взглядов отдельного ученого, как правило, в историческом аспекте (например, доктрина Г.Ф. Шершеневича).
Подобная полисемия порождает ряд прикладных проблем. Представляется, что обращение к классификации позволит разграничить основные виды исследуемого явления и тем самым повысить эффективность его прикладного применения. В этом заключается цель исследования.
Подходы к классификации правовой доктрины. В научной литературе к настоящему моменту было предпринято несколько довольно удачных попыток классифицировать правовую доктрину. Так, Д.Ю. Любитенко пришел к компетентному заключению, что правовые доктрины можно классифицировать по способу фиксации, отношению к их авторской принадлежности, степени влиятельности, продолжительности влияния, характеру содержания, достоверности знания, положенного в основу доктрины, а также в зависимости от сферы их действия [11, с. 25—26].
Классификация А.А. Васильева проведена с использованием следующих критериев: форма выражения; отношение к религии; сфера действия; способ санкционирования; содержание; круг создателей; распространение; форма внешнего проявления [2, с. 8].
Е.О. Мадаев предлагает классифицировать правовые доктрины по происхождению, степени научной абстрактности и широте охвата явлений правовой действительности, формам внешней фиксации и механизму реализации регулятивных возможностей, характеру участия в юридической практике, степени влияния внешних факторов, типу правопонимания [13, с. 76—78].
А.А. Зозуля, применяя критерий «принадлежность к правовым семьям», выделяет следующие классы правовых (по его терминологии — юридических) доктрин:
1) юридические доктрины в англо-саксонском праве;
2) юридические доктрины в романо-германском праве;
3) юридические доктрины в неотдифференцированных правовых системах [9, с. 107].
Он же выделяет виды юридических доктрин [9, с. 107—108]:
1) по сфере действия — общеправовые, межотраслевые, отраслевые;
2) по субъекту творчества — персонально-определенные; персонально-неопределенные;
3) по степени обобщения правовых проблем — нормосодержащие, доктрины-принципы, доктрины-теории, правовая идеология;
4) по юридической силе — официальные, неофициальные;
5) по связи с другими областями гуманитарных знаний — философско-правовые, религиозно-правовые, политико-правовые, собственно-правовые.
Как видно из приведенных результатов обращения к классификационной деятельности применительно к такой категории, как правовая доктрина, результаты получены разнообразные и в некоторых моментах схожие.
Как правило, за основу классификации берутся такие основания, как способ фиксации (Д.Ю. Любитенко, А.А. Васильев, Е.О. Мадаев), персонификация авторства (Д.Ю. Любитенко, А.А. Васильев, А.А. Зозуля), сфера действия (Д.Ю. Любитенко, А.А. Васильев, А.А. Зозуля), влиятельность либо распространенность (Д.Ю. Любитенко, А.А. Васильев), содержание (Д.Ю. Любитенко, А.А. Васильев).
Существуют и классификации, не нашедшие поддержки в научной среде: по принадлежности к правовым семьям (А.А. Зозуля), по достоверности знания (Д.Ю. Любитенко), по типу правопонимания (Е.О. Мадаев), по отношению к религии (А.А. Васильев) и т. п.
Представляется, что далеко не все выделяемые по тому или иному основанию виды правовых доктрин актуальны для современного государственно-правового строительства. По нашему мнению, наибольший прикладной интерес вызывает такое классифицирующее основание, как источник формирования правовой доктрины.
Так, Д.А. Полянский и Р.В. Пузиков пишут: «В зависимости от источника формирования можно выделить собственно юридическую доктрину… или юридическую доктрину в буквальном смысле слова, и юридическую доктрину государства» [17, с. 334]. То, что эти авторы именуют «собственно юридической доктриной», представляет собой синоним юридической теории, правового учения.
Следует согласиться с процитированными авторами в том, что юридической (правовой) доктриной в ее понимании как науки правоведения на конкретный момент государственно-исторического развития отдельно взятого национального общества не исчерпывается весь объем этого понятия. Дело в том, что на процессы применения и использования права могут оказывать влияние не только юридическая наука, но и иные доктрины. Д.Ю. Любитенко верно подметил, что «помимо научных доктрин, как это следует из многочисленных примеров из истории и современности, на содержание правового регулирования существенное влияние также оказывают религиозные доктрины (например, мусульманская доктрина). В этой связи можно сделать вывод о том, что доктринальные представления не всегда могут иметь только научное происхождение» [11, с. 22—26; 12, с. 266].
Для российских реалий, в которых влияние религиозных доктрин на правовую систему можно игнорировать по причине их незначительности, все-таки следует признать возможность доктринального влияния на правовую жизнь со стороны представителей юридического сообщества, относящихся не только к научному миру, но и к категории практикующих специалистов.
Весьма перспективным представляется интенсификация перевода доктринально-правовых положений в законодательные тексты. При этом такие документы, как Военная доктрина РФ (утв. Президентом РФ от 25.12.2014 № Пр-2976) [4], Доктрина продовольственной безопасности РФ (утв. указом Президента РФ от 30.01.2010 № 120) [6], Морская доктрина Российской Федерации на период до 2020 года (утв. Президентом РФ 27.07.2001) [14] и другие документы, иногда именуемые концепциями и стратегиями, не имеют нормативного содержания и являются, по сути, официально провозглашенными политическими программами либо документами государственного планирования.
Схожая точка зрения высказывается в зарубежной литературе. Так, Клод Берр и Анри Тремо различают две формы доктрины: официальную (административную) и научную [20, с. 69]. Д.Ю. Любитенко предлагает именовать такие виды доктрин соответственно санкционированными и несанкционированными [11, с. 23]. В связи с этим можно выделить два вида классифицируемой категории:
а) правовая доктрина как направление юридической мысли (академическая правовая доктрина);
б) правовая доктрина как нормативный правовой акт (государственная правовая доктрина).
Во втором случае доктрина как таковая дает наименование соответствующему нормативному правовому акту, но перестает быть самостоятельным источником (формой) права. При включении доктринальных положений в специализированный официальный документ (правительственное постановление, президентский указ, обзорное постановление Пленума Верховного Суда РФ) в виде затребованных практикой дефиниций, общих принципов и не отраженных в законе правил поведения должен наблюдаться переход соответствующих правовых норм из одного источника (формы) права в другой, а именно из правовой доктрины в нормативный правовой акт.
Перманентное вытеснение правовой доктрины должно расцениваться как процесс столь же нормальный, как и зафиксированное вытеснение обычного права из отечественной правовой действительности, о котором писал еще С.Л. Зивс [8, с. 152].
Вместе с тем примеров государственной правовой доктрины в виде нормативного правового акта в настоящее время в отечественном законодательстве нет. Такой документ, как Военная доктрина РФ, следует отнести к политическому виду доктрин. В самом тексте этого документа (п. 1) военная доктрина понимается как система официально принятых в государстве взглядов на подготовку к вооруженной защите и вооруженную защиту Российской Федерации. Не являясь правовой по своей сути, политическая доктрина нуждается в правовой базе для своего успешного функционирования. Согласно п. 3 Военной доктрины РФ ее правовую основу составляют Конституция РФ, общепризнанные принципы и нормы международного права и международные договоры Российской Федерации в области обороны, контроля над вооружениями и разоружения, федеральные конституционные законы, федеральные законы, а также нормативные правовые акты Президента РФ и Правительства РФ.
Ознакомившись с полным содержанием этого документа, видим, что он начинается с вводных положений (раздел I), затем определяются наличные и потенциальные опасности и военные угрозы стране (раздел II), а основной текст посвящен государственной военной политике (раздел III) и ее экономическому базису (раздел IV). Ни одной правовой нормы в Военной доктрине РФ нет, и это правильно.
По этому поводу имеется официальное мнение. Так, Конституционный Суд РФ в постановлении от 31.07.1995 № 10-П [16], рассмотрев положения Военной доктрины РФ, действовавшей на тот момент, указал, что она не содержит правовых предписаний. По мнению КС РФ, правовые положения отсутствуют и в указе Президента РФ от 02.11.1993 № 1833, которым утверждена эта доктрина.
В политической доктрине государства не место правовым нормам. Для правовых норм есть специализированные способы объективации — источники (формы) права. Безусловно, любой нормативный правовой акт испытывает на себе влияние юридической науки, обусловленное реализацией принципа научности в правотворчестве. Однако правовая доктрина и юридическая наука не тождественны между собой.
Соотношение юридической науки и правовой доктрины. В специальной литературе к критериям разграничения юридической науки и правовой доктрины относят «более высокий авторитет доктрины по сравнению с научными разработками и концепциями» [7, с. 45] (об авторитете как критерии разграничения правовых доктрины и науки пишут многие авторы [3, с. 42]); более узкий объем понятия «доктрина» по отношению к понятию «наука» за счет того, что «доктрина не включает в себя, в отличие от науки, моменты выработки понятий, познания правовых явлений, а содержит их итог, является совокупностью практических выводов и рекомендаций» [12, с. 267]. По мнению И.Б. Григорьева, «доктринальными следует считать только те научные взгляды, которые пользуются авторитетом среди юристов и в обществе, являются общепринятыми и применяются на практике в правотворчестве и правореализации» [5, с. 69].
Еще большую ясность в разграничение рассматриваемых понятий вносит Р.В. Пузиков: «Не вся юридическая наука преобразуется в доктрину, и не вся доктрина является воплощением науки. Совпадение возможно в том случае, если научная идея заслужит признание в среде профессионалов, выступит основанием соответствующей школы, встретит поддержку общества, усвоится правоприменительной практикой и в силу своего авторитета станет мерой общественного поведения» [18, с. 71—72]. Поэтому не каждый нормативный правовой акт, испытавший научное воздействие, становится доктринальным. Под таким актом следует понимать специальный документ, консолидирующий сформировавшиеся в юридической среде доктринально-правовые нормы.
В свою очередь первый из выделяемых видов правовой доктрины имеет место исключительно в научной среде и не отражается в официальных документах государства. К примеру, Р.Л. Иванов употребляет термин «правовая доктрина Российской Федерации» в таком контексте, который предполагает, что само наличие правовой доктрины в нашей стране — вполне очевидный и давно свершившийся факт. Р.Л. Иванов, в частности, пишет: «Другое дело — Российская Федерация, правовая доктрина которой до сегодняшнего дня в целом продолжает придерживаться одного из постулатов советской правовой идеологии, в соответствии с которым судебное правотворчество не совместимо с принципом разделения властей, а потому в нашей стране существовать не должно» [10, с. 6].
Учитывая то обстоятельство, что правовая доктрина в России в качестве самостоятельного официального документа не существует, следует интерпретировать слова Р.Л. Иванова таким образом, что в содержание интересующего нас и употребленного им термина вложена совокупность взглядов современных научных школ юридического направления.
Правовая доктрина как источник (форма) права. Как известно, сущность проявляется через функции. В связи с этим вновь обратимся к публикации Д.А. Полянского и Р.В. Пузикова, которые пишут следующее: «Анализируя юридическую доктрину,.. можно выделить две ее основные функции: с одной стороны, она является теоретической основой для законотворческого процесса, а с другой —источником права и, соответственно, реализуется в правоприменительном процессе. Более того, говоря о правовой доктрине, целесообразно отметить, что в данном случае термин “доктрина” понимается и используется в нескольких значениях, в частности как правовая наука, как источник, т. е. форма права, являющаяся внешним выражением правовой нормы, и, наконец, как наименование правового документа, издаваемого органами публичной власти» [17, с. 329].
Такая позиция, верная по своей сути, требует следующих уточнений.
Во-первых, нельзя сказать, что каждый из видов правовой доктрины обладает полным набором перечисленных функций. Думается, что теоретической основой для законодательного процесса правовая доктрина является только в своей исключительно академической ипостаси, однако вряд ли такого же функционирования можно ожидать от государственной правовой доктрины как нормативного правового акта. Если же все-таки ожидать от государственной правовой доктрины, оформленной в виде нормативного правового акта, исполнения роли теоретической основы для законотворческого процесса, то на практике получится, будто законодатель черпает содержание законов из подзаконного нормативного правового акта (коим, безусловно, только и может быть государственная правовая доктрина в случае ее официального принятия). Реализация подобного подхода способна девальвировать роль законодательства и пошатнуть место закона в системе национального нормативно-правового массива. Приведенное здесь уточнение не умаляет позиции процитированных авторов, поскольку в своей работе они не акцентируют внимания на легализованном варианте правовой доктрины.
Во-вторых, для романо-германской правовой семьи, к которой (иногда с некоторыми оговорками) причисляется российская правовая система подавляющим большинством ученых, характерно довольно осторожное отношение к пониманию доктрины в качестве источника (формы) права. Хотя КС РФ иногда в своих актах ссылается на правовую доктрину, все же с большой степенью осмотрительности следует заявлять о том, что доктринальные положения допустимо использовать в ходе применения права в качестве формы права. Здесь имеется в виду правовая доктрина именно в виде совокупности научных достижений, т. е. в том виде, в котором она единственно имеет место в нашей стране на сегодняшний момент. Опасность упрощенного понимания научной правовой доктрины как формы права заключается в высоком уровне плюралистичности современной российской юридической научной мысли. В этом есть и плюсы, и минусы, хотя последние практически всегда остаются в тени первых при характеристике современного состояния отечественной юриспруденции.
Редким исключением является мнение Н.С. Цинцадзе, считающей, что «замена монопольной идеологии советской эпохи, универсально обосновывающей все процессы в государстве и обществе с позиции диалектического материализма, на плюрализм идеологем постсоветского периода имеет помимо положительных эффектов и негативные последствия» [19, с. 252].
Безусловно, отсутствие навязываемой государственной властью генеральной линии в проведении научных исследований ведет к ситуации множественности путей поиска объективной истины в научном познании окружающей действительности (в данном случае юридической), что может сказываться на результатах исключительно в положительную сторону. Но тут имеем и минус: многочисленность подходов позволяет субъекту применения права употреблять любой из них под руководством собственных субъективных предпочтений. Признавая научную правовую доктрину формой права, нельзя ожидать единства правоприменительной практики. Часть судей могут оказаться позитивистами, другая — юснатуралистами, третья —либертарианцами, не говоря уже о многочисленности течений внутри этих типов правопонимания. В конституционном правосудии единство применения доктрины в качестве формы права достигается посредством голосования. Даже если федеральные конституционные судьи придерживаются различных доктринальных предпочтений, опасность разного применения научной правовой доктрины в качестве источника (формы) права здесь снимается процедурой голосования при принятии судебного решения. Безусловно, голосование — не лучший путь для поиска научной истины, но в ходе судопроизводства оно применимо к доктринально-правовым нормам точно так же, как к правовым нормам, содержащимся в законодательстве.
Другое дело — суды общей и арбитражной юрисдикции. Их множество, особенно в первичном звене судебной системы. Современный подход ВС РФ к кассационному и надзорному пересмотру судебных решений отдает предпочтение реализации принципа стабильности судебного акта перед принципом единства судебной практики [15]. Иными словами, суд общей юрисдикции высшего звена российской судебной системы весьма неохотно пересматривает решения районных судов и мировых судей и старается не назначать их к рассмотрению в высшей судебной инстанции. При таком подходе к кассационно-надзорной практике весьма опасно разбавлять легально сформулированные требования нормативных правовых актов путем добавления в арсенал судьи такого источника (формы) права, как научная правовая доктрина.
Выход из этого положения должен быть найден, поскольку полное лишение практикующего судьи возможности обращения к правовой доктрине как форме права лишает его довольно мощного и, что немаловажно, гибкого инструментария. И выход видится как раз в формулировании и принятии государственной правовой доктрины.
Приняв такую доктрину в виде подзаконного нормативного правового акта, нормотворческий орган (Президент РФ, Правительство РФ и т. п.) избранное содержание юридической науки переведет в традиционную для нашей правовой системы форму права — в нормативный правовой акт, ссылка судьи на который уже не будет детерминирована его субъективными предпочтениями.
Доктринально-правовой акт. При обосновании целесообразности закрепления правовой доктрины в нормативном правовом акте можно обратиться к концепции ряда авторов о делении источников (форм) права на первичные и вторичные. Так, В.В. Архипов, А.В. Поляков и Е.В. Тимошина пишут, что «можно считать продуктивным выделение “первичных” и “вторичных” источников права. Первичный источник права — это такой текст, который позволяет интерпретировать первоначальный и основной (интенциональный) смысл правовой нормы. Вторичный источник права не изменяет первоначальный основной смысл правовой нормы (не порождает новых прав и обязанностей, не прекращает действие прежних), но дополняет такой смысл, т .е. включает в себя дополнительную правовую информацию о норме.
Таким образом, из совокупности правовых текстов складывается (через правовую интерпретацию) более или менее целостная смысловая структура правовой нормы. В практическом же аспекте источником права допустимо называть только легитимный текст, на который может быть дана отсылка в судебном решении или акте государственного органа для целей нормативного обоснования данного решения. Иными словами, источник права можно рассматривать в этом смысле как легитимное основание для юридической нормативной аргументации правоприменителем» [1, с. 126—127].
Полностью солидаризируясь с позицией процитированных авторов, следует признать, что правовая доктрина должна пониматься как полноценный источник права, играющий дополнительную (субсидиарную) роль по отношению к такому источнику права, как нормативный правовой акт, являющемуся в российских реалиях основным.
По мнению В.В. Архипова, А.В. Полякова и Е.В. Тимошиной, «признать источником права» означает «используя действующие формально-логические средства, допустить данный правовой текст в качестве легитимного нормативного основания для юридической аргументации правоприменителем» [1, с. 126]. Причем «важно осуществить такой “допуск” именно действующими формально-юридическими средствами, поскольку только в этом случае можно будет утверждать, что речь идет об одной и той же правовой системе» [1, с. 127].
В России таким формально-логическим средством традиционно выступает нормативный правовой акт.
Выводы. Таким образом, академическая (научная) правовая доктрина функционирует как поставщик идеальных образцов нормативных формулировок для законодателя, а государственная правовая доктрина — как более традиционный источник (форма) права (нормативный правовой акт), имеющий прикладное значение в первую очередь для процесса применения, соблюдения и использования права.
Повышение эффективности использования актуальных доктринальных положений в отечественном правоприменительном процессе возможно посредством их легитимации через текст нормативного правового акта.
Список литературы
- Архипов В.В., Поляков А.В., Тимошина Е.В. Адаптация опыта систем прецедентного права к российской правовой системе: к постановке проблемы // Правоведение. 2012. № 3. С. 113—134.
- Васильев А.А. Правовая доктрина как источник права (историко-теоретические вопросы): автореф. дис. … канд. юрид. наук. Барнаул, 2007. С. 8.
- Васильев А.А. Правовая доктрина как источник права (историко-теоретические вопросы): дис. … канд. юрид. наук. Барнаул, 2007.С. 42.
- Военная доктрина Российской Федерации:утв. указом Президента РФ от 25.12.2014 № Пр-2976 // Российская газета. 2014. 30 дек.
- Григорьев И.Б. Правовая доктрина Российской Федерации и категория «национальная безопасность» // Право и государство: теория и практика. 2011. № 12. С. 69—76.
- Доктрина продовольственной безопасности Российской Федерации: утв. указомПрезидента РФ от 30.01.2010 № 120 // Собрание законодательства РФ. 2010. № 5. Ст. 502.
- Зеленкевич И.С. Правовая доктрина и правовая наука: некоторые аспекты соотношения и использования в качестве источников права // Северо-Восточный научный журнал. 2010. № 2. С. 42—47.
- Зивс С.Л. Источники права. М.: Наука, 1981. С. 152.
- Зозуля А.А. Доктрина в современном праве: дис. … канд. юрид. наук.СПб., 2006. С. 107—108.
- Иванов Р.Л. Виды актов судебного правотворчества в Российской Федерации // Вестник Омского университета. Серия «Право». 2010.№ 3. С. 6—13.
- Любитенко Д.Ю. К вопросу о классификации правовых доктрин // Вестник Пермского университета. Юридические науки. 2010.№ 4. С. 22—26.
- Любитенко Д.Ю. К вопросу о содержании понятия «правовая доктрина» // Законность и правопорядок в современном обществе. 2010. № 1.С. 265—270.
- Мадаев Е.О. Доктрина в правовой системе Российской Федерации: дис. … канд. юрид. наук.Иркутск, 2012. С. 76—78.
- Морская доктрина Российской Федерации на период до 2020 года (утв. Президентом РФ 27.07.2001) // Доступ из СПС «КонсультантПлюс».
- Определение ВС РФ от 09.12.2011 № 18-В11-78 // Доступ из СПС «КонсультантПлюс».
- По делу о проверке конституционности Указа Президента Российской Федерации от 30 ноября 1994 г. № 2137 «О мероприятиях по восстановлению конституционной законности и правопорядка на территории Чеченской Республики», Указа Президента Российской Федерации от 9 декабря 1994 г. № 2166 «О мерах по пресечению деятельности незаконных вооруженных формирований на территории Чеченской Республики и в зоне осетино-ингушского конфликта», Постановления Правительства Российской Федерации от 9 декабря 1994 г. № 1360 «Об обеспечении государственной безопасности и территориальной целостности Российской Федерации, законности, прав и свобод граждан, разоружения незаконных вооруженных формирований на территории Чеченской Республики и прилегающих к ней регионов Северного Кавказа», Указа Президента Российской Федерации от 2 ноября 1993 г. № 1833 «Об Основных положениях военной доктрины Российской Федерации»: постановление КС РФ от 31.07.1995 № 10-П // Российская газета. 1995. 11 авг.
- Полянский Д.А., Пузиков Р.В. Правовая доктрина как особое правовое явление // Вестник Тамбовского университета. Серия «Гуманитарные науки».2013. № 11. С. 328—337.
- Пузиков Р.В. Доктрина как форма права и источник формирования правовой политики // Вестник Поволжской академии государственной службы. 2011. № 2. С. 70—75.
- Цинцадзе Н.С. Концептуальные аспекты аксиологической теории права // Вестник ТГУ. 2013.№ 5.С. 251—259.
- Berr C.J., Trémeau H. Le droit douanier regime des operations de commerce international en France et dans la C.E.E.Paris: Economica, 1988. Р. 69.