Постановления Европейского суда по правам человека, исполнение которых было признано невозможным Конституционным Судом РФ

УДК 342.565.2:341.64

Страницы в журнале: 62-69

И.В. Воронцова,

доктор юридических наук, доцент кафедры гражданского процесса Саратовской государственной юридической академии Россия, Саратов odiv@mail.ru

Анализируются постановления Европейского суда по правам человека, исполнение которых было признано невозможным Конституционным Судом РФ: постановления от 07.10.2010 по делу «Константин Маркин (Konstantin Markin) против России» (жалоба № 30078/06), Большой палаты ЕСПЧ от 22.03.2012  по делу «Константин Маркин против России» (Konstantin Markin v. Russia, жалоба № 30078/06) — по делу обжалуется различие в обращении с мужским и женским персоналом вооруженных сил в отношении права на отпуск по уходу за ребенком; от 04.07.2013 по делу «Анчугов и Гладков (Anchugov and Gladkov) против Российской Федерации» (жалоба № 11157/04, 15162/05), а также по жалобе американцев против Российской Федерации по делу о неправомерности «закона Димы Яковлева». Анализ указанных постановлений позволяет автору скорректировать вывод о том, какие постановления могут применяться правоприменительными органами при рассмотрении гражданских дел.

Ключевые слова: применение, постановление Европейского суда по правам человека, Конституционный Суд РФ, источник права, правовая позиция, Конвенция о защите прав человека и основных свобод, норма, решение.

Введение. Как и Конвенция о защите прав человека и основных свобод 1950 года (далее — Конвенция), решения Европейского суда по правам человека (далее — ЕСПЧ) в той части, в какой ими, исходя из общепризнанных принципов и норм международного права, дается толкование содержания закрепленных в Конвенции прав и свобод, включая право на доступ к суду и справедливое правосудие, являются составной частью российской правовой системы, а потому должны учитываться федеральным законодателем при регулировании общественных отношений и правоприменительными органами при применении соответствующих норм права [1].

О необходимости применения правовых позиций ЕСПЧ указывается в пунктах 10—15 постановления Пленума Верховного Суда РФ от 10.10.2003 № 5 «О применении судами общей юрисдикции общепризнанных принципов и норм международного права и международных договоров Российской Федерации», в п. 4 постановления Пленума ВС РФ от 19.12.2003 № 23 «О судебном решении», в преамбуле и пунктах 1 и 9 постановления Пленума ВС РФ от 24.02.2005 № 3 «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц». Казалось бы, все это дает основание считать постановления ЕСПЧ источником гражданского процессуального права, но активные дискуссии среди практиков и теоретиков свидетельствуют об обратном. Не стремясь сразу ответить на поставленный вопрос, оценим ситуацию, сложившуюся в Российской Федерации в части применения постановлений ЕСПЧ, через призму современных общественно-политических процессов. С сожалением приходится констатировать, что решения наднационального ЕСПЧ приобретают все более политизированный характер и нередко их использование отражает общую проблему системы международных отношений, выражающуюся в конфликте интересов по защите прав и свобод человека и обеспечению государственного суверенитета.

Основные положения. «Константин Маркин (Konstantin Markin) против России». Коллизия заключается в допустимом применении норм международного права, истолкованных ЕСПЧ, к конкретному случаю при несоответствии положениям внутригосударственного права, а также в установлении такого противоречия. В первую очередь норма международного права не должна противоречить Конституции РФ. По мнению Т.М. Пряхиной, критерием конституционности международного договора, а Конвенция по своей правовой природе является международным договором, выступает его соответствие государственным интересам России, закрепленным в Конституции РФ. Содержание интересов личности и общества входит во внутренние дела государства, на которые распространяется принцип невмешательства, и государство гарантирует защиту данных групп интересов [15, c. 6]. Длительное время после ратификации Конвенции возможность ее противоречия Конституции РФ сложно было предположить, потому что ратифицированный Российской Федерацией международный договор априори ей соответствует. Отсутствовал и механизм конституционного контроля. Так, в п. 3 определения Конституционного Суда РФ от 03.07.1997 № 87-О по запросу судьи Московского областного суда Н.В. Григорьевой указывается: «Конституционный Суд РФ не вправе ни восполнять пробелы в правовом регулировании, ни решать вопрос о том, подлежит ли применению в конкретном деле международно-правовой акт, если обнаруживается несоответствие ему внутреннего закона, — это относится к компетенции судов общей юрисдикции» [10]. По прошествии почти двух десятилетий ситуация коренным образом изменилась с принятием постановления ЕСПЧ по делу К. Маркина. Уникальность казуса заключается в том, что никогда ранее постановления КС РФ не противопоставлялись прецедентным актам ЕСПЧ. Проверяя конституционность норм, на основании которых К.А. Маркину, проходившему военную службу по контракту, было отказано в предоставлении отпуска по уходу за ребенком, КС РФ исходил из соображений обеспечения обороны страны и безопасности государства и признал, что оспариваемые заявителем положения не противоречат Конституции РФ [9]. В результате рассмотрения жалобы К.А. Маркина ЕСПЧ было признано нарушение права заявителя на частную и семейную жизнь (ст. 8 Конвенции), а также дискриминация по признаку пола. Национальное законодательство не препятствовало предоставлению отпуска по уходу за ребенком женщинам, несущим военную службу на той же должности. Обращает на себя внимание тот факт, что по данному делу вынесено два акта ЕСПЧ [6].

Первое постановление ЕСПЧ от 07.10.2010, как предполагающее приведение норм российского законодательства, предварительно подвергшегося проверке на соответствие Конституции РФ, в состояние, согласованное с Конвенцией, представляло собой ущерб национальному праву. ЕСПЧ сделал неправильный вывод о том, что решение КС РФ допускает дискриминацию военнослужащих-мужчин по отношению к военнослужащим-женщинам, а также разумно не обосновано [17, с. 5]. По верному замечанию В.В. Лапаевой, проблема, касающаяся национального суверенитета, заключается не в конфликте между толкованием Конституции РФ и Конвенции уполномоченными судами, а в необходимости использовать судебный прецедент ЕСПЧ в качестве основы для преобразования законодательства вопреки правовой позиции КС РФ [7, c. 81—82], а также в превалировании интересов индивида над публичными интересами [5, с. 5]. Эти проявления отражают кризис современной системы международных отношений в целом.

В ответ на это власти Российской Федерации указали на неправильную ссылку заявителя на ст. 14 Конвенции во взаимосвязи со ст. 8 Конвенции как не гарантирующих права на отпуск по уходу за ребенком или пособия в связи с отпуском по уходу за ребенком и предприняли попытку обосновать угрозу государственной безопасности.

Реакцией стало принятие Большой палатой ЕСПЧ второго постановления в отношении К.А. Маркина. В нем ЕСПЧ воздержался от прямого нормоконтроля и оценки позиции КС РФ по рассматриваемому делу, переместив центр тяжести на последствия правоприменения в ситуации заявителя. В.Д. Зорькин подчеркивает компромисс, найденный ЕСПЧ и выразившийся в возможности, по мнению Большой палаты ЕСПЧ, предоставления трехгодичного отпуска по уходу за ребенком всем военнослужащим, выполняющим свои обязанности на должностях вспомогательного состава [5, с. 10].

Описанный случай неординарен для ЕСПЧ в аспекте аргументации. По свидетельству судьи ЕСПЧ А. Нуссбергер, при рассмотрении важных дел Большая палата ЕСПЧ отталкивается от международного договорного права, международного мягкого права и сравнительного анализа законодательства государств-участников, если решения, предлагаемые национальным и международным правом, основаны на консенсусе в отношении стандартов прав человека. При толковании международных договоров принимается во внимание последующая практика применения договора, которая устанавливает соглашение участников относительно его толкования (подп. «b» п. 3 ст. 31 Венской конвенции о праве международных договоров 1969 года (далее — Венская конвенция)) [8, с. 20]. В деле К.А. Маркина консенсус в понимании равенства полов в профессиональной деятельности и в семейной жизни не был достигнут, а сама постановка вопроса об этом затронула интересы национальной безопасности. В этом смысле тенденции унификации законодательства и правоприменительной практики натолкнулись на известные ограничения.

Особо отметим, что отдельные авторы не склонны драматизировать события. Например, И. Пузанов не видит коллизии между решениями, принятыми в отношении К.А. Маркина. По его мнению, нормы законодательства Российской Федерации, признанные КС РФ соответствующими Конституции РФ, противоречат Конвенции, что не отменяет их соответствия Конституции РФ, но не допускает возможности их действия ввиду противоречия обязательным для России нормам международного права, содержащимся в Конвенции. При таком дуалистическом подходе, не содержащем вариантов выхода из ситуации, а создающем предпосылки для существования «мертвых» норм, единственно ценным представляется вывод о том, что практика ЕСПЧ расширяет границы защиты прав и свобод человека в России и дает гражданам большую свободу, нежели готовы дать российские власти [16, с. 2].

Камнем преткновения стала возможность пересмотра решения военного суда первой инстанции по новым обстоятельствам, в котором К. Маркину было отказано. Президиум Ленинградского окружного военного суда, куда была передана кассационная жалоба вместе с делом для рассмотрения в судебном заседании, приостановил производство по делу и обратился с запросом в КС РФ о проверке конституционности пунктов 3, 4 ч. 4 ст. 392 Гражданского процессуального кодекса РФ во взаимосвязи со ст. 11 ГПК РФ. Согласно запросу эти нормы противоречат ст. 15 Конституции РФ в той мере, в какой они допускают пересмотр вступившего в законную силу судебного постановления при наличии противоположных правовых позиций КС РФ и ЕСПЧ относительно соответствия примененных при рассмотрении дела норм национального законодательства положениям Конституции РФ и Конвенции.

КС РФ в постановлении от 06.12.2013 № 27-П «По делу о проверке конституционности положений статьи 11 и пунктов 3 и 4 части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом президиума Ленинградского окружного военного суда» (далее — Постановление № 27-П) признал оспариваемые законоположения не противоречащими Конституции РФ, поскольку они не препятствуют суду общей юрисдикции начать по заявлению гражданина, чья жалоба в КС РФ была признана недопустимой, производство по пересмотру вступившего в законную силу судебного решения по новым обстоятельствам. Новым обстоятельством является установление ЕСПЧ нарушения норм Конвенции при рассмотрении соответствующего дела судом.

Однако наиболее важным для построения иерархической системы и соотношения норм международного и национального законодательства необходимо считать следующий вывод КС РФ: если суд общей юрисдикции сочтет невозможным исполнение постановления ЕСПЧ без признания не соответствующими Конституции РФ законоположений, ранее проверенных КС РФ, не нашедшим нарушения конституционных прав заявителя в конкретном деле, суд правомочен приостановить производство по делу и обратиться в КС РФ с запросом о проверке конституционности этих норм [12].

Таким образом, формируется своеобразный механизм неоднократной проверки одних и тех же норм на предмет непротиворечия Конституции РФ и Конвенции, представляющий собой «надстраиваемую башню».

В постановлении Пленума ВС РФ от 27.06.2013 № 21 «О применении судами общей юрисдикции Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года и Протоколов к ней» указывается, что во избежание нарушения и ограничения прав и свобод человека правовые позиции ЕСПЧ должны учитываться не только по отношению к Конвенции и протоколам к ней, но и к иным международным договорам Российской Федерации [11]. Это правило корреспондирует с подп. «с» п. 3 ст. 31 Венской конвенции [1].

С одной стороны, ЕСПЧ придается статус универсального органа, наделенного полномочием легального толкования норм международных договоров, с другой стороны, создается опосредованная форма восприятия международного права государствами — участниками международных отношений. Регулирование правоотношений, складывающихся при рассмотрении и разрешении гражданских дел на основании позиций ЕСПЧ, становится специализированной сферой юридической практики. Истолкованные таким образом положения международного права претендуют на автономное «судебное право» для стран Европейского cоюза как самостоятельный правовой режим.

Итог казуса К.А. Маркина, выразившийся в согласовании суждений органов правосудия относительно исполнения постановления ЕСПЧ, возможности пересмотра дела по вновь открывшимся обстоятельствам с его учетом, и главным образом в установлении конституционного контроля за нормами, проверенными международным органом правосудия, позволяет сформулировать определенные выводы. Вмешательство международного органа правосудия в область государственного суверенитета, как расценили постановление ЕСПЧ по делу К.А. Маркина российские власти, воспрепятствовало его прямому исполнению. Многоступенчатость проверочных инстанций на национальном и международном уровне, закрепленная Постановлением № 27-П, свидетельствует о том, что последнее слово в решении вопроса о пересмотре дел по новым обстоятельствам может быть оставлено за КС РФ. Тем самым нормы международного «судебного права» подверглись дефрагментации со стороны государства — участника Конвенции. Сегодня уже можно констатировать, что этот случай не остался единичным и породил тенденцию. Так, председатель Центральной избирательной комиссии РФ В.Е. Чуров еще на IV Петербургском международном юридическом форуме раскритиковал решения ЕСПЧ, связанные с разрешением голосования лицам, отбывающим наказание в местах лишения свободы, с назначением членов избирательных комиссий, как вторгающиеся во внутренние дела государства и касающиеся государственного суверенитета Российской Федерации1 [2, с. 29—30]. Несмотря на то что данные постановления ЕСПЧ непосредственно не затрагивают процессуальные правоотношения, наметилась готовность национальных властей к установлению пределов действия норм международного права. Если расширить диапазон наблюдения, то обнаружится дисбаланс в системе международных отношений в целом: в свете украинских событий игнорируются требования по мирному урегулированию конфликтов при соблюдении государственного суверенитета, в то время как в сфере гражданской юрисдикции российский государственный суверенитет ставится под сомнение. Каждый раз, когда попирались принципы системы международных отношений в пользу интересов сильнейших государств и частных суверенитетов, это приводило к кризису и войнам. Существующие реалии, сложная обстановка в мире, уход от добровольного исполнения отдельными государствами международных обязательств требуют дальнейшей разработки системы международного права с целью ее эффективного согласования с концепцией государственного суверенитета, определения объема государственных суверенитетов [4].

В такой ситуации российским властям ничего не оставалось, как укрепить свои позиции путем принятия Федерального конституционного закона от 14.12.2015 № 7-ФКЗ «О внесении изменений в Федеральный конституционный закон “О Конституционном Суде Российской Федерации”», которым к компетенции КС РФ было отнесено полномочие разрешения вопроса о возможности исполнения решения межгосударственного органа по защите прав и свобод человека.

Далее последовала реакция Венецианской комиссии, которая на 106-й пленарной сессии в марте 2016 года приняла промежуточное заключение по поправкам в Федеральный конституционный закон от 21.07.1994 № 1-ФКЗ «О Конституционном Суде Российской Федерации» (далее — Закон № 1-ФКЗ). В июне 2016 года в Венеции прошла 107-я пленарная сессия Венецианской комиссии, по мнению которой пересмотренный Закон № 1-ФКЗ предусматривает, что если КС РФ находит данную модальность исполнения несовместимой с Конституцией РФ, вопрос должен быть возвращен исполнительной власти и другим государственным институтам для дальнейших действий. Положение о том, что никакие меры исполнения не могут применяться, если КС РФ считает, что решение ЕСПЧ не подлежит исполнению, прямо противоречит международным обязательствам России по Венской конвенции и ст. 46 Конвенции и должно быть исключено.

Таким образом, и ЕСПЧ, и Венецианская комиссия еще раз подчеркивают свою политичность и неприемлемость компромиссов. В итоге дошло до того, что ранее никак не представлялось возможным, — требования изменить Конституцию РФ. Конституция — это основной закон страны, и она не может быть изменена по желанию ЕСПЧ. Тут следует напомнить, что все новое и новое толкование Конвенции ЕСПЧ не может постоянно приводить к изменению законодательства страны. Как видится, позиция России очень оправдана: при исполнении постановлений ЕСПЧ меры общего характера применимы только тогда, когда это не противоречит Конституции РФ, а меры индивидуального характера в отношении конкретных лиц применимы в каждом индивидуальном случае.

«Анчугов и Гладков против России». Регулярно появляющиеся новые позиции ЕСПЧ иной раз провоцируют возникновение совершенно абсурдных ситуаций. Так, 4 июля 2013 г. ЕСПЧ вынес постановление по делу «Анчугов и Гладков против России», в котором пришел к выводу, что установленное ч. 3 ст. 32 Конституции РФ ограничение избирательных прав граждан, содержащихся в местах лишения свободы по приговору суда, нарушает гарантированное ст. 3 Протокола № 1 к Конвенции (далее — Протокол № 1) субъективное право на участие в выборах. Анализируя данное постановление, следует напомнить, что согласно ч. 3 ст. 32 Конституции РФ не имеют права избирать и быть избранными граждане, признанные судом недееспособными, а также содержащиеся в местах лишения свободы по приговору суда. В самой же ст. 3 Протокола № 1 «Право на свободные выборы»  предусмотрено, что Высокие Договаривающиеся Стороны (государства — участники Конвенции) обязуются проводить с разумной периодичностью свободные выборы путем тайного голосования в таких условиях, которые обеспечивали бы свободное волеизъявление народа при выборе органов законодательной власти.

Несмотря на то, что речь идет о Конституции РФ и что смысл положения Конституции РФ никогда не расходился со ст. 3 Протокола № 1, ЕСПЧ в своем постановлении указал на то, что Конвенция является составной частью правовой системы России, а потому государство обязано исполнять вынесенное на основании положений Конвенции постановление ЕСПЧ по жалобе против России в отношении участвующих в деле лиц и в рамках конкретного предмета спора. При этом ЕСПЧ напомнил о необходимости реализации мер как общего, так и частного характера. Таким образом, ЕСПЧ прямо указал на необходимость изменения Конституции РФ, чем усугубил тот дисбаланс, который сложился после дела Маркина.

Важное значение для рассматриваемой ситуации имеет также и то, что дело «Анчугов и Гладков против России» было инициировано на основании двух жалоб, поданных в ЕСПЧ гражданами Российской Федерации — С.Б. Анчуговым, который за убийство, кражи и мошенничество был осужден к наказанию в виде смертной казни, замененной судом кассационной инстанции лишением свободы на срок 15 лет, и В.М. Гладковым, который за убийство, разбой, участие в организованной преступной группе и оказание сопротивления сотрудникам правоохранительных органов также был осужден к наказанию в виде смертной казни, впоследствии замененной лишением свободы на срок 15 лет.

Напрашивается вопрос: а недееспособные лица по возрасту или признанные судом недееспособными также не представляют исключения и по смыслу ст. 3 Протокола № 1 тоже должны иметь право на участие в выборах? А не кажется ли, что лица, способные на подобные преступления, просто не могут считаться полностью адекватными и обладать возможностью реализовать такое серьезное право, как избирательное? По мнению ЕСПЧ, лишение избирательных прав — это суровая мера, и она не должна применяться легко [3]. Как можно после известных обстоятельств дела формулировать такой вывод по отношению к лицам, совершившим подобные преступления? Как можно это не считать абсурдом?

И тем не менее КС РФ с учетом международных обязательств государства и в этой непростой ситуации смог сформулировать такую позицию, которая направлена на поиск равновесия отношений ЕСПЧ и КС РФ. Так, КС РФ указал, что в части мер общего характера признать «исполнение в соответствии с Конституцией РФ указанного постановления ЕСПЧ в части мер общего характера, предполагающих внесение изменений в российское законодательство (и тем самым изменение основанной на нем судебной практики), которые позволяли бы ограничивать в избирательных правах не всех осужденных, отбывающих наказание в местах лишения свободы по приговору суда, — невозможным». Однако КС РФ также определил, что в части мер общего характера по общему правилу исключается наказание в виде лишения свободы и тем самым лишение избирательных прав осужденных, совершивших впервые преступления небольшой тяжести, а за преступления средней тяжести и тяжкие преступления лишение свободы, как более строгий вид наказания из числа предусмотренных Особенной частью Уголовного кодекса РФ за совершение соответствующего преступления, назначается по приговору суда и, следовательно, влечет лишение избирательных прав только в том случае, если менее строгий вид наказания не может обеспечить достижение целей наказания.

Вместе с тем, по мнению КС РФ, федеральный законодатель правомочен оптимизировать систему уголовных наказаний, в том числе посредством перевода отдельных режимов отбывания лишения свободы в альтернативные виды наказания, хотя и связанные с принудительным ограничением свободы осужденных, но не влекущие ограничения их избирательных прав. Что касается применения мер индивидуального характера, которые предусмотрены действующим законодательством Российской Федерации, — в отношении граждан С.Б. Анчугова и В.М. Гладкова, — то это невозможно, поскольку указанные граждане были приговорены к лишению свободы на длительные сроки за совершение особо тяжких преступлений, а потому не могли рассчитывать — даже согласно критериям, выработанным ЕСПЧ, — на доступ к избирательным правам.

О деле американских семей. Каждый раз КС РФ удивляет мастерством юридической техники. ЕСПЧ — принятием необъяснимых решений. Последнее громкое постановление ЕСПЧ настораживает своей предвзятостью, так как если не исключать политическую подоплеку, то тогда остается констатировать непрофессионализм судей ЕСПЧ. Семнадцатого января 2017 г. ЕСПЧ опубликовал решение по делу «A.H. и другие против России», в котором удовлетворил требования заявителей — американских семей, не успевших завершить процедуру усыновления российских детей до вступления в силу 1 января 2013 г. Федерального закона от 28.12.2012 № 272-ФЗ «О мерах воздействия на лиц, причастных к нарушениям основополагающих прав и свобод человека, прав и свобод граждан Российской Федерации» (далее — Закон № 272-ФЗ), известного как «закон Димы Яковлева». Этим законом было запрещено усыновление американскими гражданами детей из Российской Федерации. Страсбургский суд признал нарушение статей 8 и 14 Конвенции. ЕСПЧ постановил, что в интересах детей необходимо завершить процедуры усыновления, поскольку на момент вступления Закона № 272-ФЗ в силу у многих детей и приемных семей уже были налажены отношения. Также ЕСПЧ присудил каждой семье компенсации в размере 3 тыс. евро и возмещение судебных расходов на общую сумму в 14,5 тыс. долларов.

Первое, что сразу настораживает и вызывает неприятие данного постановления, это то, что США не являются членом Совета Европы, не подписывали Конвенцию и, соответственно, не пользуются юрисдикцией ЕСПЧ. На это указал в интервью К.И. Косачёв. Он также отметил и то, что удивительнейшим образом американцы именно по этой причине могут обращаться в ЕСПЧ напрямую, минуя национальные инстанции. Тут следует также согласиться с комментарием парламентария, так как граждане любого государства — члена Совета Европы могут воспользоваться правом на обращение в ЕСПЧ только после того, как использованы все внутренние эффективные средства правовой защиты. В России, например, можно воспользоваться данным правом после апелляции и двух кассаций. Только после этого, если гражданин не удовлетворен национальным правосудием, он может обратиться в ЕСПЧ. Но на Америку и американских граждан, видимо, никакие общепринятые стандарты не распространяются.

Выводы. Рассмотренные примеры детерминируют существенные вопросы: во всех ли указанных случаях можно согласиться с решениями ЕСПЧ? Каковы в настоящее время условия признания постановлений ЕСПЧ источником права? На наш субъективный взгляд, следует принять невозможность согласия с такими позициями ЕСПЧ. Несмотря на то что не все представленные примеры имеют непосредственное отношение к области гражданского процессуального права, тем не менее, с учетом выявленной тенденции, можно сделать вывод общего характера, который также распространяет свое содержание и на гражданское процессуальное право. Что касается применения постановлений ЕСПЧ судами общей юрисдикции, то ранее нами были сформулированы условия, при наличии которых это представлялось возможным. К ним относятся:

— вынесение постановления по жалобе, поданной против Российской Федерации, вследствие констатации нарушения п. 1 ст. 6 Конвенции;

— опубликование в специальном официальном издании и официальном переводе;

— субсидиарное применение наряду с Конвенцией, другими международными нормами и национальным законодательством;

— отсутствие угрозы вторжения в сферу национального суверенитета [2, с. 29—30].

Сегодня следует назвать еще одно условие — отсутствие признания КС РФ невозможности исполнения постановления ЕСПЧ. Таким образом, как видится, источником права постановление ЕСПЧ можно считать только в случае, если такое постановление:

— вынесено по жалобе, поданной против Российской Федерации, вследствие констатации нарушения п. 1 ст. 6 Конвенции;

— опубликовано в специальном официальном издании и официальном переводе;

— не содержит угрозу вторжения в сферу национального суверенитета;

— а также если отсутствует постановление КС РФ, которым была признана невозможность исполнения постановления ЕСПЧ.

Список литературы

1. Венская Конвенция о праве международных договоров: заключена в Вене 23.05.1969 // Ведомости Верховного Совета СССР. 1986. № 37. Ст. 772.
2. Воронцова И.В. Нормы международного права как источник гражданского процессуального права: автореф. дис. … д-ра юрид. наук. Саратов, 2015. С. 29—30.
3. Дело «Анчугов и Гладков (Anchugov and Gladkov) против Российской Федерации» (жалоба № 11157/04, 15162/05): постановление ЕСПЧ от 04.07.2013 // Доступ из СПС «КонсультантПлюс».
4. Зорькин В.Д. Апология Вестфальской системы // Российская газета. 2004. 13 июля.
5. Зорькин В.Д. Взаимодействие национального и наднационального правосудия: новые вызовы и перспективы // Журнал конституционного правосудия. 2012. № 5. С. 1—11.
6. Информация о Постановлении ЕСПЧ от 07.10.2010 по делу «Константин Маркин (Konstantin Markin) против России» // Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2011. № 8.
7. Лапаева В.В. Дело «Константин Маркин против России» в контексте проблемы национального суверенитета // Сравнительное конституционное обозрение. 2012. № 2. С. 81—82.
8. Нуссбергер А. Консенсус как элемент аргументации Европейского суда по правам человека // Международное правосудие. 2013. № 1. С. 17—22.
9. Об отказе в принятии к рассмотрению жалоб гражданина Маркина Константина Александровича на нарушение его конституционных прав положениями статей 13 и 15 Федерального закона «О государственных пособиях гражданам, имеющим детей», статей 10 и 11 Федерального закона «О статусе военнослужащих», статьи 32 Положения о порядке прохождения военной службы и пунктов 35 и 44 Положения о назначении и выплате государственных пособий гражданам, имеющим детей: определение КС РФ от 15.01.2009 № 187-О-О // Доступ из СПС «КонсультантПлюс».
10. Об отказе в принятии к рассмотрению запроса судьи Московского областного суда Н.В. Григорьевой: определение КС РФ от 03.07.1997 № 87-О // Вестник Конституционного Суда РФ. 1997. № 5.
11. О применении судами общей юрисдикции Конвенции о защите прав человека и основных свобод от 4 ноября 1950 года и Протоколов к ней: постановление Пленума ВС РФ от 27.06.2013 № 21 // Бюллетень Верховного Суда РФ. 2013. № 8.
12. По делу о проверке конституционности положений статьи 11 и пунктов 3 и 4 части четвертой статьи 392 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом президиума Ленинградского окружного военного суда: постановление КС РФ от 06.12.2013 № 27-П // Собрание законодательства РФ. 2013. № 50. Ст. 6670.
13. По делу о проверке конституционности положений статей 16, 20, 112, 336, 376, 377, 380, 381, 382, 383, 387, 388 и 389 Гражданского процессуального кодекса Российской Федерации в связи с запросом кабинета министров республики Татарстан, жалобами открытых акционерных обществ «Нижнекамскнефтехим» и «Хакасэнерго»: постановление КС РФ от 05.02.2007 № 2-П // Вестник Конституционного Суда РФ. 2007. № 1.
14. Дело «Константин Маркин (Konstantin Markin) против Российской Федерации: постановление ЕСПЧ от 22.03.2012 // Бюллетень Европейского Суда по правам человека. 2012. С. 2—9.
15. Пряхина Т.М. Конституционно-правовой статус не вступивших в силу международных договоров Российской Федерации // Конституционное и муниципальное право. 2010. № 6. С. 2—9.
16. Пузанов И. Между Конвенцией и национальным законодательством // ЭЖ-Юрист. 2011. № 6. С. 1—3.
17. Фоков А.П. Международные и национальные права в деятельности Конституционного Суда Российской Федерации: история, современность и проблемы взаимоотношений с Европейским судом по правам человека // Российский судья. 2011. № 1. С. 2—6.
18. URL: http://www.newsru.com/russia/19jun2014/churov.html (дата обращения: 01.07.2014).