УДК 343.1
Страницы в журнале: 71-73
Е.В. Селина,
доктор юридических наук, доцент, профессор кафедры уголовного права, уголовного процесса и криминалистики Российского университета дружбы народов Россия, Москва elena_selina@bk.ru
Рассматриваются проблематичные правовые положения, связанные с понятием «злоупотребление» как основой юридической ответственности в уголовном и уголовно-процессуальном праве.
Ключевые слова: Конституция РФ, презумпция невиновности, доказанность, преступление, мошенничество, противоправность, виновность, злоупотребление, доверие.
Отрасли права, обеспечивающие законодательную основу борьбы с преступностью (право противокриминального сегмента правовой системы), берут начало от состава преступления — отчетливой черты публично-правового отграничения однозначного зла от дозволенного поведения (добра в данной дихотомии). Поэтому слово «зло» (или слова с корнем «зло») в принципе не должно быть использовано в данном правовом сегменте либо требует для своего использования особого теоретического обоснования.
Исходя из основ уголовного и уголовно-процессуального права, условиями такого обоснования являются следующие незыблемые положения:
1) уголовно-правовые запреты, адресованные неспециальным субъектам или иным субъектам, не являющимся должностными лицами государственных органов, не могут формулироваться на основе понятия «злоупотребление» (Уголовный кодекс РФ содержит понятие «злоупотребление»; Уголовно-процессуальный кодекс РФ непосредственно слов о злоупотреблениях не содержит, но разъяснения Пленума Верховного Суда РФ, посвященные применению норм УПК РФ, основываются на понятии «злоупотребление правом на защиту»);
2) понятие «злоупотребление» в силу его оценочного характера применительно к составам преступлений должностных лиц должно сочетаться с материальным характером состава преступления (Конституция РФ содержит искомые слова лишь в ст. 52, гласящей, что потерпевшим от злоупотреблений властью гарантируется судебная защита);
3) с точки зрения конституционных норм в уголовном процессе не должно быть правовых конструкций, основанных на конкуренции оснований в виде возможности злоупотребления правом и сложности организации процесса предоставления лицу его субъективного права.
В Особенной части УК РФ термин «злоупотребление» вразрез с названным выше первым условием обоснования употребления слов с корнем «зло» содержится в дефиниции «мошенничество». Мошенничество, как вариант, — это приобретение права на чужое имущество путем злоупотребления доверием. При этом вид права на имущество (которым в силу тенденции расширительного толкования на практике оказывается право начиная от собственности и заканчивая участием в оформлении передачи средств в качестве спонсорской помощи, наряду с участием в исполнении распорядительных функций имущественной базой, вобравшей в себя данную спонсорскую помощь) не раскрывается даже в специальном постановлении Пленума ВС РФ, которое при этом приравнивает доверие, вызываемое в целях мошенничества и свойственное отношениям, сложившимся ранее, и доверие, испытываемое к государственной власти и обусловленное занятием определенного должностного положения[1].
Сложность использования данной дефиниции в условиях предельной конкретности, каковой требует уголовное право, выразилась в постановлении Конституционного Суда РФ, включившего в свое решение известный фразеологизм о практической задаче отграничения мошенничества от собственно предпринимательской деятельности[2]. В Особом мнении по данному постановлению судья КС РФ К.В. Арановский сделал намек, что в поисках мошенника — уголовника чистой воды принято обращаться к такому тезису уголовной политики, как предостережение от тенденции «кошмарить бизнес».
На наш взгляд, данная политическая установка отражает главное: понятие «кошмарить», предполагающее спектр мотивов от необузданного рвения (ложной профессиональной солидарности) до корысти, применяется в системе отношений «государство — бизнес», равно как могло бы и в системе «государство — население», но не наоборот: «бизнес — государство», «население — государство» или «бизнес — бизнес», «бизнес — население», «население — бизнес». Другими словами, государство выполняет свои обязательства перед иными субъектами права и лишь позже разрешает конфликт с нарушившим установленный порядок должностным лицом, которое в производной системе отношений переходит в модель «государство — гражданин» с учетом конституционных прав граждан.
Отсюда неприемлемы варианты, когда при недостаточной доказанности злоупотреблений должностными полномочиями или взяточничества на уровне «бизнес — население», «гражданин — гражданин», «бизнес — бизнес» посредством приравнивания понятий «злоупотребление» и «доверие» (хотя понятие доверия к государственной власти заложено уже в само применение УК РФ), взятых из статей о мошенничестве и о злоупотреблении должностными полномочиями, применяется норма о мошенничестве. Потерпевшими несправедливо признаются лица, заявившие о передаче, например, в качестве спонсорской помощи средств в надежде на передачу взятки сколько-нибудь влиятельному лицу, к которому бизнесмен, организующий спонсорскую помощь, на их взгляд, находится «поближе».
Согласно Этимологическому словарю русского языка М. Фасмера слово «уголовный» связано со словом «голова», которое в древнерусском языке имело значение «убитый». По мнению Пизани, это непосредственная калька с лат. capitālis или нем. hаuрt vеrbrесhеn — «уголовное преступление» [3]. Понятие «уголовный» также связывают с «уголовить» (обидеть, разозлить), «уголовь» и «уголовье» (виновный подлежал смертной казни или тяжкой торговой каре). В Псковской судной грамоте «головщина» согласно статьям 26, 96—98 означала «убийство» [1]. А поскольку понятие «преступление» относится к узко уголовной сфере, значит, смысловой акцент понятия «уголовное правонарушение» легче всего поставить, начиная с указания на убийство, а затем — на другие преступления. При этом понятие «преступление», будучи родовым по отношению к понятию «убийство», определяется признаками, ориентированными на исконно определившиеся виды преступлений. Так, «общественно опасное» деяние (как признак преступления) — такое же опасное деяние, как убийство или в определенной мере сопоставимое с ним.
Возьмем мошенничество. Оно является существенным в перечне исконных видов преступлений, значит, выражение «преступления (например, экономические), как то мошенничества…» вполне понятно. Или: «Под прямым получением финансовой или иной материальной выгоды понимается совершение одного или нескольких преступлений, таких как убийство, мошенничество…» [2].
Основой данных слов стало нормативное разъяснение одного из признаков понятия организованного преступного сообщества: «…под прямым получением финансовой или иной материальной выгоды понимается совершение одного или нескольких тяжких либо особо тяжких преступлений (например, мошенничества, совершенного организованной группой либо в особо крупном размере)»[3].
Таким образом, слово «мошенничество» как название одного из основных видов преступлений, дающих ориентир для признаков родового понятия «преступление», которое воспринимается прежде всего именно в этом ключе, постепенно выводится из данной логической цепочки.
Ранее норма ч. 1 ст. 14 УПК РФ в соответствующем варианте (если вместо слова «преступление» подставить любое название конкретного вида преступления, например «убийство», «кража», «мошенничество») равнялась по объему тому же утверждению с уточнением: каждый обвиняемый в совершении мошенничества считается невиновным, пока его виновность не будет доказана в предусмотренном федеральным законом порядке и установлена вступившим в законную силу приговором суда.
Сегодня слово «мошенничество» используется и в другом смысле: Федеральный закон от 26.10.2002 № 127-ФЗ «О несостоятельности (банкротстве)» (далее — Закон о банкротстве) устанавливает, что освобождение гражданина от обязательств не допускается в случае, если доказано, что при возникновении или исполнении обязательства, на котором конкурсный кредитор или уполномоченный орган основывал свое требование в деле о банкротстве гражданина, гражданин действовал незаконно, в том числе совершил мошенничество. Согласно п. 45 постановления Пленума ВС РФ от 13.10.2015 № 45 «О некоторых вопросах, связанных с введением в действие процедур, применяемых в делах о несостоятельности (банкротстве) граждан» предметного разбирательства на этот счет не предусмотрено. Не предусмотрена в нем и форма вывода — признания факта мошенничества. В силу презумпции невиновности факт совершения преступления признается только в связи с признанием конкретного лица виновным в совершении конкретного преступления.
Может быть отмечено как тенденция, что новый вид юридических фактов — доказанность совершения деяния — распространяется на сферу, изначально определенную к исключительному действию презумпции невиновности (т. е. к использованию в данном значении лишь понятия признанности вступившим в законную силу приговором суда, а не самостоятельно доказанности как таковой), а в последующем данная доказанность предполагается уже как основа полноценного вывода о виновности конкретного лица в совершении конкретного преступления[4], по отношению к которому первое преступление именуется основным[5].
Понятие «мошенничество» практически явилось основой разграничения вопросов уголовного и гражданского судопроизводства в постановлении КС РФ от 21.12.2011 № 30-П (далее — Постановление № 30-П), признавшем положения ст. 90 УПК РФ не противоречащими Конституции РФ в той мере, в какой они соответствуют конституционно-правовому смыслу, выявленному КС РФ. Это разъяснение на момент его принятия в соответствующем варианте можно было перефразировать так: результатом межотраслевой преюдиции может быть принятие судом данных только о наличии либо об отсутствии какого-либо деяния или события, установленного в порядке гражданского судопроизводства, но не его квалификация как «мошенничества».
Сегодня подобный комментарий Постановления № 30-П уже не вполне очевиден, поскольку необходимость установления признака противоправности деяния в соответствии с Законом о банкротстве не противоречит принадлежности данного предмета судебного рассмотрения к сфере гражданского судопроизводства.
Список литературы
- Момотов В.В. Формирование русского средневекового права в IX—XIV вв. М.: Зерцало, 2003.
- Уголовное право. Общая часть / под ред. Н.Ф.Кузнецовой, Ю.М. Ткачевского, Г.Н. Борзенкова. М.: Изд-во Моск. ун-та, 1993.
- Фасмер Р.М.Этимологический словарь русского языка / пер. с нем. О.Н. Трубачёв. М.: Прогресс, 1964—1973.
Библиография
1 Пункт 3 постановления Пленума ВС РФ от 27.12.2007 № 51 «О судебной практике по делам о мошенничестве, присвоении и растрате» // Бюллетень Верховного Суда РФ. 2008. № 2.
2 Постановление КС РФ от 11.12.2014 № 32-П «По делу о проверке конституционности положений статьи 159.4 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с запросом Салехардского городского суда Ямало-Ненецкого автономного округа» // Вестник Конституционного Суда РФ. 2015. № 2.
3 Пункт 2 постановления Пленума ВС РФ от 10.06.2010 № 12 «О судебной практике рассмотрения уголовных дел об организации преступного сообщества (преступной организации) или участии в нем (ней)» // Бюллетень Верховного Суда РФ. 2010. № 8.
4 Постановление Пленума ВС РФ от 07.07.2015 № 32 «О судебной практике по делам о легализации (отмывании) денежных средств или иного имущества, приобретенных преступным путем, и о приобретении или сбыте имущества, заведомо добытого преступным путем» // Бюллетень Верховного Суда РФ. 2015. № 9.
5 Связанную с процессом доказывания, но не идентичную проблему составляет выделение понятия «основное уголовное дело».
Спасибо за ваш голос!
Вы уже проголосовали!