Основные направления коллизионного регулирования международных коммерческих договоров

УДК 341.9:341.1/.8

Страницы в журнале: 126-132 

Д.П. Стригунова,

кандидат юридических наук, доцент, зам. зав. кафедрой предпринимательского и трудового права Государственного университета управления Россия, Москва dina_str@list.ru

Рассматриваются основные направления коллизионного регулирования международных коммерческих договоров, обусловленного применением различных коллизионных привязок по выбору применимого к ним права. Отмечается значение принципа автономии воли сторон как основополагающего коллизионного принципа регулирования международных коммерческих договоров. В отсутствие выбора применимого к договору права законодатель предлагает использовать различные коллизионные привязки, которые в основном являются проявлением принципа наиболее тесной связи.

Ключевые слова: международный коммерческий договор, коллизионное регулирование, тесная связь, коллизионная привязка, право страны заключения договора, право страны исполнения договора, критерий характерного исполнения договора, право страны суда, абстрактный критерий наиболее тесной связи.

Правовое регулирование международных коммерческих договоров осуществляется с помощью унифицированного материально-правового способа и коллизионно-правового способа. Первый способ безусловно более эффективен, поскольку является прямым и изначально обеспечивает определенность и предсказуемость правового регулирования как для сторон международных коммерческих договоров, так и для суда (арбитража).

Однако до настоящего времени лишь в отношении некоторых международных коммерческих договоров приняты международные соглашения, содержащие унифицированные материально-правовые нормы (договор международной купли-продажи товаров [14], международного лизинга [15], международного факторинга [16] и некоторые другие). Большинство международных коммерческих договоров регулируются с помощью коллизионно-правового способа, предполагающего определение применимого к ним права на основе коллизионных норм.

Основополагающим коллизионным принципом регулирования международных коммерческих договоров выступает принцип автономии воли сторон, позволяющий избрать применимое к договору право и представляющий собой коллизионный институт, особую коллизионную привязку международного частного права (далее — МЧП). При этом следует согласиться с мнением Л.А. Лунца, который утверждал, что использование привязки к праву, избранному сторонами договора, устраняет другие коллизионные привязки, которые объективно могли бы применяться к международному коммерческому договору [21, c. 212—213].

В настоящее время принцип автономии воли закреплен не только в действующих международных соглашениях (например, в Регламенте (ЕС) № 593/2008 о праве, подлежащем применению к договорным обязательствам (далее — Регламент «Рим I» [24]) и национальном законодательстве большинства современных государств (например, в ст. 1210 Гражданского кодекса РФ [11]), но и в документах lex mercatoria. Так, в 2015 году в рамках Гаагской конференции по МЧП были приняты Принципы по выбору права в международных коммерческих договорах [32], провозгласившие указанный принцип и служащие цели его дальнейшего распространения в международном коммерческом обороте.

Таким образом, на сегодняшний день МЧП продолжает исходить из принципа автономии воли как основополагающего коллизионного начала при регулировании международных коммерческих договоров, реализуемого в рамках коллизионно-правового способа их регулирования.

Между тем во многих случаях стороны международных коммерческих договоров не избирают применимое к их договору право. Как отмечает М.У. Алем, некоторые участники международных коммерческих договоров забывают включить в свой договор оговорку о выборе права, другие намеренно ее не включают, поскольку считают, что объективно применимое право способно надлежащим образом урегулировать их взаимоотношения, третьи вопрос о применимом праве вовсе не поднимают [30, p. 61]. В ряде случаев стороны международного коммерческого договора не могут прийти к соглашению о выборе применимого права либо считают договор самодостаточным регулятором их отношений, в связи с чем выбор применимого права им видится ненужным. Иногда стороны международного коммерческого договора заключают ущербное соглашение о применимом праве. Во всех этих и других подобных случаях при отсутствии выбора применимого права при возникновении спора суд (арбитраж) должен установить его на основе коллизионных норм.

Основополагающим принципом МЧП, в соответствии с которым осуществляется коллизионное регулирование договорных обязательств с иностранным элементом, включая международные коммерческие договоры, является принцип наиболее тесной связи. Согласно этому принципу правовое регулирование международных коммерческих договоров осуществляется с помощью права, к которому тяготеет договор, с которым обнаруживает наиболее тесную связь. При этом, как справедливо отмечал в свое время Л. Раапе, в установлении материального права, наиболее близкого правоотношению, состоит назначение любых коллизионных норм [25, c. 44—45].

В разное время считалось, что договор имеет связь с правом различных государств. Например, старейшей коллизионной привязкой при определении права, применимого к договору, в том числе международного коммерческого характера, выступает привязка к праву места заключения договора (lex loci contractus). Указанная привязка «восходит еще к XIV веку, к доктрине статутариев, которые считали, что в соответствии с принципом locus regit actum должна регулироваться не только форма, но и содержание договора» [29, c. 197—198]. Однако в настоящее время, в эпоху развития информационных технологий и заключения договоров между отсутствующими привязка к месту заключения договора практически не обнаруживает тесной связи с договором и не отражает потребностей современного международного коммерческого оборота. В частности, на данное обстоятельство обратили внимание Н.Г. Вилкова [4, c. 197] и А.В. Асосков [1].

Несмотря на определенные недостатки, в настоящее время коллизионная привязка к праву страны заключения договора продолжает использоваться в целях:

1) установления договорного статута международного коммерческого договора (например, ст. 186 Кодекса Бустаманте 1928 года [13], п. «е» ст. 11 Соглашения стран СНГ о порядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности 1992 года (далее — Киевское соглашение) [27], ст. 41 Конвенции стран СНГ о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам 1993 года (далее — Минская конвенция) [17], ст. 44 Конвенции стран СНГ о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам 2002 года (далее — Кишиневская конвенция) [18], ст. 20 ГК Египта, ст. 30 ГК Йемена, § 13 Закона Тайланда 1938 года и др. [34]);

2) установления формального статута международного коммерческого договора: а) в качестве альтернативной коллизионной привязки (п. 1 ст. 11 Регламента «Рим I», ст. 13 Межамериканской конвенции о праве, применимом к международным контрактам 1994 года (далее — Межамериканская конвенция) [3], ст. 11 Гаагской конвенции о праве, применимом к договорам международной купли-продажи товаров 1986 года (далее — Гаагская конвенция 1986 года) [26], ст. 124 Федерального закона Швейцарии о международном частном праве 1987 года, п. 1 ст. 834 ГК Вьетнама, п. 1 ст. 1216 Модельного ГК СНГ [6], пункты 1 и 2 ст. 1104 ГК Республики Казахстан [10], пункты 1 и 2 ст. 1190 ГК Кыргызской Республики [7], пункты 1 и 2 ст. 1281 ГК Республики Армения [8], пункты 1 и 2 ст. 1116 ГК Республики Беларусь [9], п. 1 ст. 1209 ГК РФ [11]); б) в качестве единственной коллизионной привязки (п. «г» ст. 11 Киевского соглашения, ст. 39 Минской конвенции, ст. 42 Кишиневской конвенции).

По сравнению с правом страны заключения договора связь международного коммерческого договора более четко прослеживается с правом страны его исполнения (lex loci solutionis). Родоначальником привязки к праву страны исполнения договора считают Савиньи [21,

1. c. 131], который объяснял свою позицию тем, что в исполнении состоит сущность обязательства, к исполнению направляется воля сторон [29,c. 199]. С учетом этого он полагал, что стороны хотят, чтобы там, где они получат обладание вещами в результате исполнения, существующие нормы определяли судьбу обязательства [19]. В отечественной дореволюционной доктрине привязка к месту исполнения договора предлагалась Б.Э. Нольде [23,c. 70].

Несомненным достоинством указанной привязки является то, что она, в отличие от привязки к праву страны заключения договора, в принципе отражает специфику договора как регулятора взаимоотношений сторон. Как справедливо отмечал Савиньи, основным преимуществом места исполнения договора по сравнению с местом его заключения является то, что оно в меньшей степени зависит от случайных обстоятельств и, помимо прочего, является конечной целью договора [5, c. 461; 29, c. 199]. Кроме этого, А.В. Асосков отмечает, что указанная привязка «влечет предпочтительное совпадение применимого права и одного из распространенных оснований международной подсудности, поскольку в процессуальном законодательстве ряда стран предусматривается альтернативная подсудность по месту исполнения обязательства» [1].

В настоящее время привязка к праву страны исполнения договора применяется: 1) в качестве альтернативной коллизионной привязки для определения формального статута международного коммерческого договора (ст. 13 Межамериканской конвенции); 2) в целях конкретизации правового регулирования агентского договора в части способа исполнения договора (ст. 9 Гаагской конвенции о праве, применимом к агентским договорам 1978 года (далее — Гаагская конвенция 1978 года) [3]);

3) в целях определения договорного статута для любых договоров (п. 2 ст. 834 ГК Вьетнама, ст. 17 ГК Кубы); 4) в целях определения договорного статута для договоров подрядного типа (ст. 1225 Модельного ГК СНГ, п. 2 ст. 1199 ГК Кыргызской Республики, п. 3 ст. 1113 ГК Республики Казахстан, п. 2 ст. 1285 ГК Республики Армения, п. 3 ст. 1125 ГК Республики Беларусь, подп. 5 п. 2 ст. 1211 ГК РФ).

В законодательстве некоторых государств получило распространение сочетание привязок к праву страны заключения договора и праву его исполнения. Подобное сочетание было предложено еще Бартолом, который считал, что вопросы заключения договора и его формы следует регулировать по праву страны его заключения, а вопросы его исполнения рассматривать в соответствии с правом места его исполнения [2, c. 35]. В настоящее время рассматриваемое сочетание коллизионных привязок имеет место в судебной практике некоторых штатов США, на что обращает внимание В.А. Канашевский [12, c. 95].

Еще одной коллизионной привязкой, используемой при определении права к международному коммерческому договору, выступает отсылка к праву страны суда (lex fori). Свои истоки указанная привязка имеет в трудах германского ученого Вэхтера (Wäсhter) [21, c. 131]. На протяжении многих лет она использовалась в законодательстве по МЧП, судебной практике и доктрине общего права и до сих пор находит в нем отражение [22, c. 38, 55].

В настоящее время роль привязки к праву страны суда существенно снизилась, хотя в континентальном праве она изначально имела меньшее значение. Тем не менее до сих пор при невозможности установить содержание иностранного права суд не может отказать в вынесении решения и вынужден руководствоваться своим правом. Подобную норму содержат п. 3 ст. 1191 ГК РФ, ст. 1196 Модельного ГК СНГ, п. 4 ст. 1086 ГК Республики Казахстан, п. 4 ст. 1169 ГК Кыргызской Республики, п. 4 ст. 1255 ГК Республики Армения, п. 4 ст. 1095 ГК Республики Беларусь, а также законодательство по МЧП многих континентальных европейских государств. При этом можно заключить, что современные зарубежный и отечественный законодатели используют привязку к праву страны суда в качестве резервной, т. е. прежде всего для тех случаев, когда суд (арбитраж) не может установить содержание иностранного права, избранного сторонами для регулирования международного коммерческого договора или определенного судом (арбитражем) на основании соответствующих коллизионных норм. Однако в соответствии со ст. 1209 ГК РФ, а также законодательством других стран ЕАЭС привязка к праву страны суда может быть применена для установления формального статута международного коммерческого договора. Помимо этого нормы права страны суда могут применяться к международному коммерческому договору в рамках  строго императивных норм страны суда и оговорки о публичном порядке. При этом в отличие от приведенных выше коллизионных привязок сама по себе привязка к праву страны суда не обнаруживает тесной связи с международным коммерческим договором, если нет других связующих обстоятельств (например, места исполнения договора).

Следующей привязкой, на основании которой определяется право, регулирующее международный коммерческий договор, является привязка к праву страны продавца. Применение права продавца основывается на том, что применимым является право стороны, чье обязательство является более сложным и поэтому более интенсивно регулируемым правом. Одними из первых законов по МЧП, закрепивших указанную привязку, стали Закон Польши о международном частном праве 1926 года, а затем § 9 Закона ЧССР о международном частном праве 1948 года [20, c. 36]. Отсылка к праву страны продавца закреплена в международных соглашениях о купле-продаже товаров: Гаагской конвенции 1955 года о праве, применимом к международной купле-продаже товаров (ст. 3) (далее — Гаагская конвенция 1955 года) [3] и Гаагской конвенции 1986 года (ст. 8).  В социалистических странах закон продавца получил свое закрепление в Общих условиях поставок СЭВ 1958 года [21, c. 225].

Привязка к праву страны продавца послужила основой для появления в конце ХХ века теории характерного (решающего) исполнения, основоположниками которой были швейцарские ученые Ф. Вишер [33, p. 25] и А. Шнитцер [1]. Несмотря на различное понимание места характерного исполнения, в международном и национальном законодательстве получила отражение так называемая узкая концепция характерного исполнения, предложенная Ф. Вишером, в соответствии с которой местом характерного исполнения выступает страна, в которой находится сторона, осуществляющая решающее исполнение для содержания того или иного договора [33, p. 84].  В подобном понимании критерий характерного исполнения, получивший название specific performance, закреплен, например, в Римской конвенции о праве, применимом к договорным обязательствам 1980 года (далее —  Римская конвенция), ст. 6 Гаагской конвенции 1978 года, ст. 117 Федерального закона Швейцарии о международном частном праве и т. д.

В Регламенте «Рим I» критерий характерного исполнения получил отражение в жесткой формуле применительно к договорам купли-продажи, оказания услуг, аренды и коммерческой концессии (п. 1 ст. 4), а также в гибкой формуле в п. 2 ст. 4, которой не определяется конкретно право стороны, осуществляющей решающее исполнение применительно к конкретному договору, а лишь устанавливается общий ориентир для его определения.

Аналогичным образом в Модельном ГК СНГ, а также законодательстве стран ЕАЭС по МЧП критерий характерного исполнения закреплен в жесткой формуле, в связи с чем установлен ряд жестких коллизионных привязок для отдельных видов договоров с иностранным элементом, а также в гибкой формуле — путем установления общего правила, отсылающего к праву страны, где находится сторона, осуществляющая характерное исполнение (например, ст. 1225 Модельного ГК СНГ).

До внесения изменения в 2013 году ст. 1211 ГК РФ напоминала редакцию ст. 4 Римской конвенции. Действующая редакция ст. 1211 ГК РФ имеет определенные сходства с нормами Регламента «Рим I». Как и в нем, в п. 1 ст. 1211 ГК РФ на первый взгляд отсутствует упоминание принципа наиболее тесной связи как основополагающего начала коллизионного регулирования договоров с иностранным элементом. Тем не менее в нем содержится положение о том, что в отсутствие  соглашения сторон о применимом праве к договору применяется право страны, где на момент заключения договора находится место жительства или основное место деятельности стороны, осуществляющей исполнение, имеющее решающее значение для содержания договора. Полагаем при этом, что вместо термина «основное место деятельности» стороны, которое в действительности может иметь небольшое отношение к конкретному международному коммерческому договору, предпочтительнее использовать термин «регулярное место деятельности» стороны, осуществляющей решающее исполнение для договора, привязку к которому и предлагается использовать в ст. 1211 ГК РФ.

Помимо закрепления критерия характерного исполнения в гибкой формуле, т. е. в общем виде, отечественный законодатель устанавливает жесткие коллизионные привязки для 18 договоров с иностранным элементом, в том числе коммерческого характера (п. 2 ст. 1211 ГК РФ), закрепляя указанный критерий в жесткой формуле. Полагаем при этом, что для договора возмездного оказания услуг в тех случаях, когда услугодатель перемещается в какую-либо страну для оказания услуг, будь то страна заказчика или третья страна, правом, более тесно связанным с договором, видится не право страны услугодателя, а право страны, где подлежат оказанию услуги, как страны исполнения договора.

Помимо критерия характерного исполнения международных коммерческих договоров поиск «близкого» к договору права осуществляется также на основании иных критериев, выступающих проявлением принципа наиболее тесной связи: 1) для договоров в отношении недвижимого имущества — привязки к праву страны, где оно находится (подп. «с» п. 1 ст. 4 Регламента «Рим I», п. 2 ст. 1225 Модельного ГК СНГ, подп. 1 п. 2 ст. 1285 ГК Республики Армения, п. 2 ст. 1125 ГК Республики Беларусь, п. 2 ст. 1113 ГК Республики Казахстан, подп. 1 п. 2 ст. 1199 ГК Кыргызской Республики, п. 1 ст. 1213 ГК РФ); 2) для договоров, заключенных на бирже или аукционе, — к праву страны, где расположена биржа или проводится аукцион (ст. 3 Гаагской конвенции 1955 года, ст. 9 Гаагской конвенции 1986 года, п. 1 ст. 4 Регламента «Рим I», п. 2 ст. 1225 Модельного ГК СНГ, п. 3 ст. 1225 ГК  Республики Беларусь, п. 3 ст. 1113 ГК Республики Казахстан, п. 2 ст. 1199 ГК Кыргызской Республики, п. 5 ст. 1211 ГК РФ); 3) для договоров международного страхования — право страны, где находится риск на момент заключения договора, если только договор страхования не покрывает крупные риски (ст. 7 Регламента «Рим I»); 4) для договоров международной перевозки грузов — право страны перевозчика и право страны доставки (ст. 5 Регламента «Рим I»); 5) для договоров коммерческой концессии и франчайзинга — право страны, на территории которой пользователю разрешается использование комплекса принадлежащих правообладателю исключительных прав (п. 6 ст. 1211 ГК РФ) и право страны правообладателя (п. 6 ст. 1211 ГК РФ и п. 1 ст. 4 Регламента «Рим I»); 6) для дистрибьюторских договоров — право страны дистрибьютора (п. 1 ст. 4 Регламента «Рим I») и т. д.

И наконец, еще одним коллизионным критерием, на основании которого в определенных случаях подлежит определению применимое к международному коммерческому договору право, является так называемый абстрактный критерий наиболее тесной связи.

Сложность и особенность применения указанного критерия состоит в том, что применимое к договору право определяется на основании поиска права, наиболее тесно связанного с договором, без установления законодателем правил определения такой связи. Данный критерий обеспечивает наибольшую гибкость коллизионно-правового регулирования международных коммерческих договоров, в то же  время создавая условия для правовой неопределенности и широкого судейского усмотрения при определении права, применимого к договору.

Поиск судом (арбитражем) права, применимого к договору с иностранным элементом на основании абстрактного критерия тесной связи, изначально был выработан английской судебной практикой и назывался установлением права, свойственного договору (proper law of contract) [28, c. 264; 31, p. 159].

В настоящее время по смыслу законодателя ЕС и отечественного законодателя абстрактный критерий тесной связи подлежит применению в следующих случаях: 1) при невозможности определить применимое право на основании коллизионных норм, установленных законодателем (п. 4 ст. 4 Регламента «Рим I», п. 2 ст. 1186 ГК РФ) — в качестве субсидиарного правила; 2) в тех случаях, когда договор более тесно связан с правом иного государства, нежели тем, которое подлежало бы применению в соответствии с коллизионными нормами, установленными законодателем (п. 3 ст. 4 Регламента «Рим I», п. 9 ст. 1211 ГК РФ) — в качестве исключающей оговорки (escape clause); 3) в тех случаях, когда договор содержит элементы различных договоров (п. 10 ст. 1211 ГК РФ с определенной оговоркой) — в качестве основного правила.

Модельный ГК СНГ, а также кодексы стран ЕАЭС также предлагают использовать абстрактный критерий тесной связи в качестве субсидиарной коллизионной привязки в случае, когда невозможно определить характерное исполнение в международном коммерческом договоре или определить применимое к нему право (п. 3 ст. 1194 и п. 3 ст. 1225 Модельного ГК СНГ, п. 3 ст. 1285 ГК Республики Армения, п. 4 ст. 1285 ГК Республики Беларусь, п. 4 ст. 1113 ГК Республики Казахстан, п. 3 ст. 1199 ГК Кыргызской Республики). В то же время указанные законы не предполагают использование абстрактного критерия тесной связи в качестве исключающей оговорки. Аналогичные правила предусматривала действовавшая до 2013 года редакция ГК РФ, однако п. 5 ст. 1211 ГК РФ имел дополнительную привязку для договоров, содержащих элементы различных договоров.

Таким образом, основные направления коллизионно-правового регулирования международных коммерческих договоров состоят в следующем. Прежде всего законодатель сохраняет значение принципа автономии воли сторон как основополагающего коллизионного принципа регулирования международных коммерческих договоров. В отсутствие выбора применимого к договору права законодатель предлагает использовать различные коллизионные привязки, которые в большинстве своем (за исключением, пожалуй, права страны суда) являются проявлением принципа наиболее тесной связи. При том, что основное значение в регулировании международных коммерческих договоров продолжает играть критерий характерного исполнения как в жесткой, так и гибкой формуле, законодатель стремится установить и иные коллизионные привязки, с помощью которых определяется наиболее близкое право, регулирующее подобные договоры. Одной из таких привязок служит отсылка к праву, наиболее тесно связанному с договором, определяемому на основании абстрактного критерия наиболее тесной связи, что свидетельствует о сохранении до настоящего времени не только жесткого, но и гибкого коллизионного регулирования.

Список литературы

1. Асосков А.В. Коллизионное регулирование договорных обязательств. М., 2012 // Доступ из СПС «КонсультантПлюс».
2. Брун М.И. Очерки конфликтного права: Конфликтное право постглоссаторов (XIII—XVвв.). Теория статутов (XVI—XVIIIвв.). Изд. 2-е. М.: ЛЕНАНД, 2016. С. 35.
3. Вилкова Н.Г. Договорное право в международном обороте.М.: Статут, 2002.
4. Вилкова Н.Г. Международные коммерческие контракты: теория и практика унификации правового регулирования:дис. … д-ра юрид. наук. М., 2002. С. 197.
5. Вольф М. Международное частное право. М., 1948. С. 461.
6. Гражданский кодекс. Модель. Рекомендательный законодательный акт для Содружества Независимых Государств. Ч. 3: принят на седьмом пленарном заседании Межпарламентской Ассамблеи государств — участников Содружества Независимых Государств 17 февраля 1996 г. // Приложение к Информационному бюллетеню. Межпарламентская Ассамблея государств — участников Содружества Независимых Государств. 1996. № 10.
7. Гражданский кодекс Кыргызской Республики от 05.01.1998.Ч. II. URL:http://online.adviser.kg/Document/?doc_id=30224035 (дата обращения: 17.01.2017).
8. Гражданский кодекс Республики Армения от 05.05.1998.URL:http://base.spinform.ru/show_doc.fwx?rgn=2998 (дата обращения: 17.01.2017).
9. Гражданский кодекс Республики Беларусь от 07.12.1998.URL:http://etalonline.by/?type=text&regnum=HK9800218#load_text_none_1_  (дата обращения: 17.01.2017).
10. Гражданский кодекс Республики Казахстан от 01.07.1999 (Особенная часть).URL:http://online. zakon.kz/Document/?doc_id=1013880  (дата обращения: 17.01.2017).
11. Гражданский кодекс Российской Федерации (часть третья): федер. закон от 26.11.2001 № 146-ФЗ (ред. от 03.07.2016) // Собрание законодательства РФ. 2001. № 49. Ст. 4552.
12. Канашевский В.А. Международные сделки: правовое регулирование. М.: Международные отношения, 2016. С. 95.
13. Кодекс международного частного права (Кодекс Бустаманте): принят в г. Гавана 20.02.1928.URL: http://docs.cntd.ru/document/901898345 (дата обращения: 18.01.2017).
14. Конвенция о договорах международной купли-продажи товаров: заключена в Вене в 1980 г. // Вестник Высшего Арбитражного Суда РФ. 1994. № 1.
15. Конвенция о международном финансовом лизинге: заключена в Оттаве 28.05.1988 // Собрание законодательства РФ. 1999. № 32. Ст. 4040.
16. Конвенция по международным факторинговым операциям: заключена в Оттаве 28.05.1988 // Собрание законодательства РФ. 2015. № 15. Ст. 2198.
17. Конвенция о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам: заключена в Минске 22.01.1993 // Собрание законодательства РФ. 1995. № 17. Ст. 1472.
18. Конвенция о правовой помощи и правовых отношениях по гражданским, семейным и уголовным делам: заключена в Кишиневе 07.10.2002 // Доступ из СПС «КонсультантПлюс».
19. Корецкий В.М. Савиньи в международном частном праве // Вестник советской юстиции. 1926. № 4 (62). С. 154—158.
20. Лунц Л.А. Внешнеторговая купля-продажа (коллизионные вопросы). М.: Юридическая литература, 1972. С. 36.
21. Лунц Л.А. Курс международного частного права: В 3 т. / Альтшулер А.Б., Звеков В.П., Лунц Л.А., Маковский А.Л. и др. М.: Спарк, 2002. С. 131, 212—213, 225.
22. Монастырский Ю.Э. Господствующие доктрины коллизионного права в США: дис. … канд. юрид. наук. М., 1999.C. 38, 55.
23. Нольде Б.Э. Очерк международного частного права. Юрьев: Типография К. Маттисена, 1908. С. 70.
24. О праве, подлежащем применению к договорным обязательствам: регламент Европейского Парламента и Совета № 593/2008 (РимI) (Страсбург, 2008) // Доступ из СПС «КонсультантПлюс».
25. Раапе Л. Международное частное право / под ред. и с предисл. Л.А. Лунца. М., 1960. С. 44—45.
26. Розенберг М.Г. Контракт международной купли-продажи. Современная практика заключения. Разрешение споров. М.: Международный центр финансово-экономического развития, 1996.
27. Соглашение СНГ о порядке разрешения споров, связанных с осуществлением хозяйственной деятельности (Киев,20 марта 1992 г.) // Информационный вестник Совета глав государств и Совета глав правительств СНГ «Содружество». 1992. № 4.
28. Чешир Дж., Норт П. Международное частное право. М., 1982. С. 264.
29. Шулаков А.А. Принцип наиболее тесной связи в международном частном праве: моногр.М., 2012. С. 197—199.
30. Alem M.Y. The Applicable Law to International Commercial Contracts: Harmonization Perspectives Between Civil and Common Law: LLM Thesis. Montreal, 1991. P. 61.
31. Bagheri M. International Contracts and National Economic Regulation: Dispute Resolution through International Commercial Arbitration. The Hague, London, Boston: Kluwer Law International, 2000. P. 159.
32. The Hague Principles on Choice of Law in International Commercial Contracts (Approved19.03.2015). URL: https://www.hcch.net/en/instruments/conventions/full-text/?cid=135#text (дата обращения: 18.01.2017).
33. Vischer F. The Principle of the Typical Performance in International Contracts and the Draft Convention // Harmonization of Private International Law by E.E.C. / Ed. K. Lipstein. London, 1978.P. 25, 84.
34. URL:https://pravo.hse.ru/intprivlaw (дата обращения: 18.01.2017).