Объект преступления как двухуровневая система и квалификация деяний

УДК 343.2/.7

Страницы в журнале: 126-131

В.Н. Винокуров,

кандидат юридических наук, доцент Сибирского юридического института МВД России Россия, Красноярск VinokurSiblaw@mail.ru

Рассматривается объект преступления как двухуровневая система, состоящая из фактических общественных отношений и нормативных предписаний, регламентирующих их. Анализируются различные взгляды, высказанные в теории, а также примеры из судебной практики. Утверждается, что при конструировании норм и при квалификации деяний оба уровня равнозначны. Деяние должно признаваться преступлением при наличии содержания (причинение фактического вреда или создание реальной угрозы его причинения) и его формы (предусмотрено в Уголовном кодексе РФ).

Ключевые слова: объект, общественные отношения, правоотношения, уголовно-правовой запрет, малозначительность деяния, преступление, система.

Объект преступления охватывает как реальные (фактические) отношения, так и их правовую форму, где основным его элементом является то общественное отношение, ради охраны которого установлена уголовно-правовая норма [12, с. 146]. На примере отношений собственности выделяют охраняемые отношения, субъектами которых выступает с одной стороны собственник и (или) владелец, а с другой — все остальные лица, а также охраняющие отношения, субъектами которых выступают с одной стороны государство, а с другой — все лица, не являющиеся собственниками или владельцами имущества. Преступление нарушает как охраняемое (фактическое), урегулированное в ряде случаев нормами гражданского, семейного, трудового и иных отраслей права, так и охраняющее (правовое) отношение, урегулированное нормами уголовного права [18, с. 105; 22, с. 148; 28, с. 27]. Это положение подверглось критике. Во-первых, не каждое преступление нарушает правоотношения, например право собственности при хищении как таковое сохраняется, поскольку похищенное имущество будет изъято у похитителя вне зависимости от сроков давности. Во-вторых, общественные отношения первичны и нарушаются в конечном счете, тогда как правоотношения вторичны и нарушаются «попутно». Правоотношения — это лишь правовая форма общественных отношений [7, с. 88]. Если признать объектом преступления правоотношения, складывающиеся между определенными субъектами, то действия рабочих, заготавливающих лес и похитивших его, следует квалифицировать по ст. 165 Уголовного кодекса РФ, поскольку имущество еще не поступило в фонды собственника, лесозаготовительного предприятия. Но такие действия следует квалифицировать как хищение, поскольку виновные причиняют вред отношениям в сфере присвоения материальных благ [6, с. 18—19].

Кроме этого, признание объектом преступления права собственности (правоотношений) затрудняет их отграничение от других преступлений, когда собственник лишается фактической возможности владеть, пользоваться и распоряжаться имуществом. Если считать объектом лишь правомочие, то тогда все преступления против собственности следует отнести к преступлениям против личности, а именно против прав человека и гражданина [11, с. 70; 17, с. 28—29]. В то же время следует учитывать, что правоотношения — это закрепленная правовой нормой совокупность прав и обязанностей, отражающая связи между соответствующими элементами фактического общественного отношения [16, с. 60]. Анализ объекта преступления как общественных отношений через форму их закрепления — правоотношения — позволяет конкретизировать его фактическое содержание, а анализ объекта через его содержание — фактические отношения — определить характер и размер причиненного преступлением вреда. Представляется, что правовые установления (правоотношения) являются не особым структурным элементом общественных отношений, а их формой, свидетельствующей о том, охраняются эти отношения (являются объектом уголовно-правовой охраны) или нет. Деление отношений на охраняемые — фактические и охраняющие — правоотношения наглядно просматривается на примере составов создания опасности, когда виновный нарушает определенные правовые запреты, лишь создавая реальную угрозу фактического причинения вреда, например совершая преступление, предусмотренное ст. 246 УК РФ.

Фактические отношения, являясь основой правоотношений, составляют материальную предпосылку их возникновения [8, с. 81]. Вместе с тем «правовая сторона общественных отношений не есть нечто внешнее по отношению к их собственному содержанию, то есть нечто искусственно созданное и механически надетое на общественные отношения, а, напротив, представляет собой лишь более или менее адекватное отражение их внутренней урегулированности и порядка, им свойственного, поэтому невозможно разорвать “правовую оболочку”, не нарушая самого содержания общественных отношений. Когда говорят, что первична сама социальная связь, фактическое общественное отношение, а социальная норма, правоотношение (если норма правовая), вторична, то этим лишь подчеркивают, что содержание (социальная связь) предопределяет форму (нормативность в том или ином ее проявлении), но вовсе не утверждают возможности (даже временной) существования “бесформенного содержания” или “бессодержательной формы”» [20, с. 56].

Объект преступления как двухуровневая система, состоящая из фактических отношений и нормативно закрепленных прав и обязанностей их субъектов, формируется в процессе взаимодействия материально-социальной и нормативной частей, соотносящихся между собой как явление действительности и понятие об этом явлении в виде единства содержания и формы [23, с. 24—28]. Преступление нарушает общественные и правовые отношения, складывающиеся вокруг этих общественных отношений (правовая оболочка), о существовании которой нельзя забывать, так как это ведет к недооценке противоправности как признака преступления, и в то же время необходимо анализировать скрытые за ней фактические общественные отношения. Поэтому в уголовно-правовом нарушении выделяют материальную сторону, включающую процесс причинения вредных последствий, и правовую — нарушение порядка, правил, установленных нормой уголовного права [12, с. 146; 26, с. 11].

Это положение учтено при описании объективной стороны ряда преступлений. Так, в статьях 201, 285 УК РФ предусмотрено наказание за использование субъектом своих полномочий вопреки законным интересам коммерческой организации или службы, если это повлекло существенное нарушение прав и законных интересов личности, общества или государства. Соответственно, для признания деяния преступлением необходимо совпадение фактической и правовой сторон деяния. Если законные действия управленца причиняют вред интересам других лиц, например коммерческая организация, снизив цены для выхода на новые рынки, разорила конкурирующую организацию, но при этом не были нарушены предусмотренные законом правила конкуренции, то действия руководителя нельзя признавать противоречащими закону [19, с. 757]. Исключение из закона указания на формальный момент — совершение действий вопреки интересам службы, приведет к тому, что судебные приставы при сносе незаконно построенного дома, когда собственники не знали, что застройщик не имел разрешения на строительство, будут признаны виновными в совершении преступлений, предусмотренных статьями 167 и 285 УК РФ, так как они причинили вред правам и законным интересам граждан, которые приобрели жилье добросовестно. Но поскольку приставы действуют не вопреки интересам службы, их действия нельзя признать преступлением несмотря на фактически причиненный вред.

В теории уголовного права досоветского периода при указании на объект преступления также выделяли единство двух сторон: внутренней (содержательной) — жизненные интересы или блага и формальной (нормативной) — нормы, охраняющие эти блага [2, с. 161—162]. При определении сущности преступления акцент делался на формальном критерии, а при рассмотрении конкретного преступления — на внутренней (содержательной) стороне.

Н.Д. Сергиевский писал: «Преступное деяние, являясь по своей отвлеченной природе нарушением норм закона и посягательством на интересы всего правопорядка, в конкретной своей форме всегда заключает в себе конкретный вред или конкретную опасность». Норма, охраняющая неприкосновенность жизни человека, может быть нарушена лишь в форме посягательства на жизнь отдельного определенного лица. Только соединение обоих моментов образует понятие объекта и обосновывает состав преступного деяния: нарушение нормы невозможно без посягательства на конкретные предметы или отношения; посягательство на предметы и отношения, взятые сами по себе, не будет преступным, если за ним не стоит нарушение права [24, с. 290—291].

Однако в советский и постсоветский периоды эти положения отнесли к «нормативной» теории объекта преступления, не содержащей указание на реальное содержание тех благ (интересов), которые охраняются уголовно-правовой нормой от преступных посягательств [14, с. 149]. Поэтому формально-юридическую теорию объекта преступления признали нежизнеспособной, так как нарушая правовую норму, преступник посягает на общественные отношения, интересы, блага. Т.А. Бушуева отмечает: «Этот момент улавливался учеными и окончательную проработку получил в советский период, когда общая теория права и особенно уголовное право достигли такого уровня, который позволил определить, что объектом преступления являются общественные отношения» [21, с. 298—299].

Представляется, что эта критика основывается на упрощенном понимании нормативной теории объекта преступления. Н.С. Таганцев писал: «Если мы будем в преступлении видеть только посягательство на норму, на веления правопроизводящей авторитетной воли, создающей для одной стороны право требовать подчинения, будем придавать исключительное значение моменту противоправности учиненного, то преступление сделается формальным, жизненепригодным понятием, напоминающим у нас воззрения Петра Великого, считавшего и мятеж, и убийство, и ношение бороды, и срубку заповедного дерева равно важными деяниями, достойными смертной казни, ибо все это виновный делал, одинаково не страшась царского гнева» [25, с. 33]. Для подтверждения сказанного сравним нормы Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1885 года (далее — Уложение) и уголовно-правовых актов советского периода. Так, в Уложении различные по строгости наказания за кражу были предусмотрены более чем в 10 статьях (в зависимости от способа, места, наличия оружия, размера причиненного ущерба, количества совершенных краж). А согласно Постановлению ЦИК и СНК СССР от 07.08.1932 «Об охране имущества государственных предприятий, колхозов и кооперации и укреплении общественной (социалистической) собственности» смертная казнь применялась вне зависимости от размера и способа хищения грузов на железнодорожном и водном транспорте, а также за хищение колхозного и кооперативного имущества. Несмотря на то что теория «объект преступления — общественные отношения» стала развиваться после принятия этого закона, являющегося примером нормативной теории объекта преступления, значение которого абсолютизировалось в теории советского уголовного права, Н.И. Загородников писал: «Действительным показателем общественной опасности выступает в первую очередь его объект. Каковы бы ни были средства посягательства, какова бы ни была форма вины преступника, какова бы ни была личность совершившего преступление, главным и определяющим в опасности преступного действия будет тот объект, на который эти действия направлены». Объект преступления показывает степень общественной опасности преступления и выступает решающим признаком, определяющим размер назначаемого судом наказания [9, с. 15; 10, с. 23].

Таким образом, нормативную теорию объекта нельзя применять в упрощенном виде, рассматривая преступления как формальное нарушение запрета. Фактический (социальный) аспект обусловливает вредоносность деяния, а юридический (правовой) — его противоправность [5, с. 7]. Нарушение запрета, сформулированного в уголовно-правовой норме, не причинившее вред, преступлением не является. Как указано в определении Верховного Суда РФ от 11.12.2007 № 42-Д07-58, предоставление поддельных документов с целью возмещения затрат, понесенных в период командировки, не является преступлением. В данном случае при совершении деяния с материальным составом действия лица будут непреступными вследствие отсутствия такого признака объективной стороны, как последствия.

Непринятие того положения, что не является преступлением формальное нарушение запрета, может повлечь существенное нарушение прав граждан. Так, О. обвинялся в совершении преступления, предусмотренного ст. 228.1 УК РФ. Суть в том, что он, являясь руководителем государственного предприятия Кабардино-Балкарской Республики «Фармация», с 28 сентября 2007 г. по 5 мая 2009 г. осуществлял оптовую торговлю лекарственными препаратами, содержащими психотропные вещества, без лицензии, поскольку она была аннулирована в связи с изменением названия улицы, на которой располагалось предприятие. Как указано в определении Судебной коллегии по уголовным делам ВС Кабардино-Балкарской Республики от 02.03.2012 № 22-1154, необходимость получения новой лицензии была вызвана не тем, что государственное предприятие «Фармация» изменило название своей деятельности или какими-либо другими обстоятельствами, препятствовавшими осуществлению деятельности по обеспечению медицинских учреждений лекарственными средствами, а переименованием улицы, на которой находилась организация. Поэтому действия О., составляющие объективную сторону сбыта, не содержат общественной опасности.

Согласно п. 8 постановления Пленума ВС РФ от 12.03.2002 № 5 «О судебной практике по делам о хищении, вымогательстве и незаконном обороте оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств», если допущенное лицом административное правонарушение (нарушение правил хранения или ношения оружия и боеприпасов, их продажи, несвоевременная регистрация и перерегистрация оружия и т. п.) содержит также признаки уголовно наказуемого деяния, указанное лицо может быть привлечено лишь к административной ответственности. Тем самым ВС РФ четко сформулировал правило о приоритете норм административного права над нормами уголовного [15, с. 89]. Это обусловлено тем, что такое нарушение не влечет последствий, для предотвращения которых создана норма, предусмотренная ст. 222 УК РФ. Так, Е. был признан виновным в незаконном приобретении и хранении оружия (ст. 222 УК РФ). Однако позже было установлено, что Е. взял на хранение ружье и патроны В., получившего травму позвоночника и высказывавшего мысль о самоубийстве, в связи с чем жена В. попросила Е. временно хранить ружье и патроны у него. Поскольку действия Е. не представляли угрозу для общества и не создавали угрозу причинения вреда личности и государству, ВС РФ прекратил дело в связи с отсутствием состава преступления на основании п. 2 ч. 1 ст. 5 Уголовно-процессуального кодекса РСФСР (ст. 24 УПК РФ) [4]. Следовательно, ВС РФ посчитал, что последствия, для предотвращения которых создана ст. 222 УК РФ, — выхода оружия из-под контроля владельца и угрозы для общества — не было. К сожалению, из имеющейся информации не ясно, была ли у Е. лицензия на хранение оружия, т. е. были ли им созданы условия, препятствующие свободному доступу к оружию со стороны других лиц, либо таких условий он обеспечить не мог. В последнем случае его действия можно было признать малозначительным деянием, так как они содержали все признаки состава преступления, предусмотренного ст. 222 УК РФ, но не были общественно опасны.

Так, у В. при обыске были обнаружены основные части охотничьего оружия, на хранение которого разрешения у В. не было. Суд первой инстанции прекратил уголовное преследование в связи с малозначительностью деяния (ч. 2 ст. 14 УК РФ). Это решение было опротестовано, но ВС РФ определением от 19.04.2002 № 82-о02-10 оставил решение суда в силе, указав следующее. В., являясь работником милиции, имел разрешение на свое охотничье ружье, которое было утрачено. Обнаруженные у В. части неисправного охотничьего ружья были оставлены у него его законным владельцем, также работником милиции Б. Поэтому вывод суда о малозначительности деяния обоснован.

В то же время хранение оружия и боеприпасов лицом, имевшим право на их хранение, но создавшим реальную угрозу причинения вреда общественной безопасности, является преступлением. Так, П., мастер-взрывник угольного разреза, в нарушение инструкции «О порядке сдачи неизрасходованных взрывчатых веществ» после работы принес домой 1 980 г взрывчатого вещества аммонита и был обоснованно осужден по ст. 222 УК РФ [13, с. 85—86]. Следовательно, лицо имело право хранить взрывчатые вещества только на месте своей работы, их хранение вне работы создает опасность для общества.

Рассмотрим квалификацию нарушений легального оборота наркотических средств, повлекших их утрату (ст. 228.2 УК РФ). Согласно п. 21 постановления Пленума ВС РФ от 15.06.2006 № 14 «О судебной практике по делам о преступлениях, связанных с наркотическими средствами, психотропными, сильнодействующими и ядовитыми веществами» под утратой наркотических средств, психотропных веществ, оборудования, инструментов, растений следует понимать их фактическое выбытие из законного владения, пользования или распоряжения. Некоторые авторы полагают, что любое нарушение правил легального оборота предметов, указанных в диспозиции ч. 1 ст. 228.2 УК РФ, в том числе их уничтожение, общественно опасно, поскольку создает реальную опасность выхода этих предметов в нелегальный оборот, и установление уголовной ответственности только за сам факт нарушения соответствующих правил будет серьезной профилактической мерой, направленной на снижение уровня наркотизации [1]. Данный подход основан на признании объектом преступления, предусмотренного ст. 228.2 УК РФ, нормативно закрепленных правил обращения с предметами, перечисленными в диспозиции указанной статьи. Однако более правильно признавать указанные действия преступлением только при создании условий возможного дальнейшего использования наркотических средств или психотропных веществ, поскольку объектом рассматриваемого преступления является здоровье населения, которому при уничтожении перечисленных в диспозиции ст. 228.2 УК РФ предметов угрозы причинения вреда нет [3]. Уголовно наказуемой утратой следует понимать потерю или хищение предметов, указанных в диспозиции ст. 228.2 УК РФ, при их отсутствии в месте их постоянного хранения либо у конкретного лица, которому они были выданы и которое было обязано соблюдать правила их оборота; законный владелец полностью лишен возможности осуществлять фактический контроль за ними; у других лиц появляется реальная возможность их использовать. Уничтожение указанных средств и веществ выходит за рамки состава и не может быть формой утраты как последствия преступления, предусмотренного ст. 228.2 УК РФ [27, с. 45—46].

Таким образом, объект преступления следует рассматривать как двухуровневую систему, состоящую из фактических общественных отношений (содержания) и правоотношений (формы — запрета совершать деяние, предусмотренного в Особенной части УК РФ). Деяние должно признаваться преступлением при наличии содержания (причинение фактического вреда или создание реальной угрозы его причинения) и его формы (предусмотрено в УК РФ).

Список литературы

1. Аникин В.А. Нарушение правил оборота наркотических средств или психотропных веществ: анализ изменений ст. 228.2 УК РФ и некоторые перспективы законодательного описания состава // Российский следователь. 2011. № 13. Доступ из СПС «КонсультантПлюс».
2. Белогриц-Котляревский Л.С. Учебник русского уголовного права. Общая и Особенная части. Киев-Пг-Харьков, 1903. С. 161—162.
3. Бриллиантов А. Квалификация действий по уничтожению наркотических средств // Законность. 2008. № 6. Доступ из СПС «КонсультантПлюс».
4. Бюллетень Верховного Суда РФ. 2001. № 9.
5. Вишнякова Н.В. Объект и предмет преступлений против собственности. Омск, 2008. С. 7.
6. Гаухман Л.Д., Максимов С.В. Ответственность за преступления против собственности. М., 2001. С. 18—19.
7. Глистин В.К. Проблема уголовно-правовой охраны общественных отношений (объект и квалификация преступлений). Л., 1979. С. 88.
8. Гревцов Ю.И. Проблемы теории правового отношения. Л.: ЛГУ, 1981. С. 81.
9. Загородников Н.И. Значение объекта преступления при определении меры наказания по советскому уголовному праву // Труды Военно-юридической Академии. М., 1949. С. 15.
10. Загородников Н.И. Объект преступления и проблемы совершенствования уголовного законодательства // Актуальные проблемы уголовного права. М., 1988. С. 23.
11. Кочои С.М. Ответственность за корыстные преступления против собственности. М., 1998. С. 70.
12. Кудрявцев В.Н. Объективная сторона преступления. М., 1960. С. 146.
13. Малькова С.М. Уголовная ответственность за хищение оружия, боеприпасов, взрывчатых веществ и взрывных устройств. Красноярск, 2002. С. 85—86.
14. Наумов А.В. Российское уголовное право. Общая часть. М., 1996. С. 149.
15. Незнамова З.А. Судебное толкование как способ преодоления коллизий уголовно-правовых норм // Российский юридический журнал. 2012. № 5. С. 86—92.
16. Никифоров Б.С. Объект преступления по советскому уголовному праву. М., 1960. С. 60.
17. Пинаев А.А. Уголовно-правовая борьба с хищениями. Харьков, 1975. С. 28—29.
18. Плаксина Т.А. Социальные основания квалифицирующих убийство обстоятельств и их юридическое выражение в признаках состава преступления. Барнаул, 2006. С. 105.
19. Полный курс уголовного права: в 5 т. / под ред. А.И. Коробеева. Т. III. Преступления в сфере экономики. СПб., 2008. С. 757.
20. Прохоров В.С. Преступление и ответственность. Л.: ЛГУ, 1984. С. 56.
21. Российское уголовное право. Курс лекций. Т. I. Преступление / под ред. проф. А.И. Коробеева. Владивосток, 1999. С. 298—299.
22. Сабитов Р.А. Учение о последствиях преступлений. М., 2015. С. 148.
23. Святенюк Н.И. Объект уголовно-правовой охраны и материальное содержание преступления // Правовые, криминологические и криминалистические проблемы борьбы с преступностью. М., 1992. Вып. 3. С. 24—28.
24. Сергиевский Н.Д. Русское уголовное право. Пособие к лекциям. Спб., 1896. С. 290—291.
25. Таганцев Н.С. Русское уголовное право. Лекции. Часть Общая: в 2 т. Т. 1. М., 1994. С. 33.
26. Тер-Акопов А.А. Ответственность за нарушение специальных правил поведения. М., 1995. С. 11.
27. Токманцев Д. Общественно опасные последствия как признак объективной стороны состава преступления, предусмотренного ст. 228.2 УК РФ // Уголовное право. 2013. № 3. С. 45—46.
28. Филимонов В.Д. Охранительная функция уголовного права. СПб., 2003. С. 27.S. 27.