О юридическом основании квалификации преступлений

УДК 343.214

Страницы в журнале: 80-86

В.Н. Борков,

доктор юридических наук, доцент, начальник кафедры уголовного права Омской академии МВД России Россия, Омск  borkovv@mail.ru

Теория и практика применения уголовного закона порождают сомнения в пригодности состава преступления как юридического основания квалификации. Проблемы связаны с возможностью использования указанных в Уголовном кодексе РФ объективных и субъективных признаков конкретного состава в качестве универсальной и достаточной меры распознавания всех посягательств соответствующего вида. Точная квалификация предполагает оценку общественной опасности деяния в границах признаков соответствующего состава преступления, которые наполняются реальным содержанием в системе уголовно-противоправного регулирования.

Ключевые слова: квалификация преступлений, состав преступления, общественная опасность, малозначительность деяния, признак, право, норма, деяние.

Квалификация преступлений является одним из ключевых понятий науки уголовного права. Правильная квалификация гарантирует легитимность уголовно-правового воздействия и наиболее полно раскрывает предупредительный и карательный потенциал уголовного закона. Квалификация преступлений — это деятельность, связанная с изучением фактических обстоятельств дела и уяснением содержания и смысла выбранной уголовно-правовой нормы. Известно, что вопросы правильного отражения фактических обстоятельств, различные аспекты познания конкретного события преступления являются предметом исследования уголовного процесса, криминалистики и оперативно-розыскной деятельности. В центре внимания представителей уголовно-правовой науки при исследовании вопросов квалификации находится соответствующая норма, а также «…методологические основы, логические и технико-юридические приемы, которые обеспечивают правильное осуществление этой важной стороны деятельности государственных органов» [10, с. 10].

В.Н. Кудрявцев определял квалификацию преступлений как установление и юридическое закрепление точного соответствия между признаками совершенного деяния и признаками состава преступления, предусмотренного уголовно-правовой нормой [9, с. 4]. Л.Л. Кругликов, соглашаясь с В.Н. Кудрявцевым в том, что применительно к квалификации преступлений важно подчеркнуть единство деятельности и результата, предлагает собственное определение: «Уголовно-правовая квалификация — это деятельность по соотнесению (сопоставлению) признаков содеянного и признаков состава преступления, итогом которой является констатация совпадения или несовпадения таковых признаков» [23]. В случае несовпадения признаков оцениваемого события с признаками какого-либо состава преступления, установленными в Уголовном кодексе РФ, о квалификации как результате говорить сложно. Но часто на начальных этапах осуществляемой правоприменителем квалификации какого-либо события неочевидна его юридическая природа. Это может быть обусловлено недостатками в установлении фактических обстоятельств, сложной межотраслевой дифференциацией ответственности за правонарушения в исследуемой сфере, использованием законодателем оценочных признаков и рядом других причин. В таких случаях вывод об отсутствии состава преступления и уголовно-правовой квалификации действий лица также является результатом соответствующей деятельности.

Н.Ф. Кузнецова указывала: «В доктринальном толковании тоже производится квалификация преступлений. Поэтому юридическое закрепление квалификации не обязательный компонент» [11, с. 39]. Не оспаривая резонность замечания Н.Ф. Кузнецовой, все же отметим, что результаты квалификации, даже если она не официальная и не влечет изменения правоотношений, следует надлежащим образом фиксировать. Только в таком случае возможна предметная и доктринальная дискуссия по тем или иным проблемам квалификации преступлений. Кроме того, умение четко и правильно записывать формулу квалификации имеет большое значение для юристов-практиков.

Определение квалификации преступлений выступает в качестве объекта научного поиска и связано с представлением о предмете и источниках уголовного права. В специальной литературе можно встретить предложения по модернизации определения квалификации. С точки зрения Л.Д. Гаухмана, устанавливать следует соответствие «между фактическими признаками совершенного деяния и признаками состава преступления, предусмотренного уголовным законом, а также другими законами и (или) иными нормативными актами, ссылки на которые содержатся в бланкетных диспозициях статей Особенной части УК РФ» [5, с. 21]. К.В. Ображиев полагает, что при бланкетной конструкции уголовного закона положения не уголовных нормативных правовых актов становятся неотъемлемой частью уголовно-правовых норм, и изменение этих актов влечет трансформацию содержания уголовного закона. К.В. Ображиев верно уточняет: «Однако при этом неуголовные нормативно-правовые акты не устанавливают признаков состава преступления; эти признаки, в том числе и бланкетные, могут быть определены только УК РФ…» [15, с. 31].

УК РФ охраняет наиболее важные правоотношения, урегулированные Конституцией РФ, федеральными законами и другими нормативными актами. Такое положение УК РФ в правовой системе обусловливает его тесную связанность с другими отраслями права. Последние в отдельных случаях фактически определяют содержание уголовно-правовых норм. Ведущую роль в обеспечении соответствия УК РФ развивающемуся объекту уголовно-правовой охраны, бесконфликтного сосуществования формы уголовно-правовых запретов с политическим и социально-экономическим содержанием объекта играют бланкетные признаки, а также нормы иной отраслевой принадлежности. Как утверждает М.В. Бавсун, это обусловлено тем, что реализация положений материального права невозможна без участия иных сфер правового регулирования, как, впрочем, и наоборот [1, с. 33]. Принимая во внимание указанные объективные процессы, важно понимать, что иные, не уголовно-правовые нормативные акты не могут содержать признаков составов преступлений, а только раскрывают их содержание.

Утверждение о наличии сформулированных признаков преступлений, помимо уголовного, в иных законах и нормативных актах является дискуссионным. Оно противоречит закрепленному в ст. 3 УК РФ принципу законности, в соответствии с которым только УК РФ определяет, какие деяния являются преступными, и устанавливает наказание за их совершение. Использование законодателем бланкетных признаков и терминов, заимствованных из иных кодексов и федеральных законов, объясняется особенностями предмета уголовного права. Преступными признаются посягательства на наиболее важные общественные отношения, которые не могут оставаться вне правового регулирования. Поэтому нельзя отрицать значение иных, помимо уголовного, законов для уяснения содержания признаков составов преступлений, но сами эти признаки могут быть предусмотрены только УК РФ.

Научный и практический интерес представляет определение В.В. Векленко и В.Н. Нешатаевым легальной (официальной) квалификации преступлений как установления наличия или отсутствия в совершенном посягательстве уголовно-правовых признаков, достаточных для установления уголовной ответственности [12, с. 29]. Авторы отказываются от термина «деяние», объясняя это необходимостью уголовно-правовой оценки всех признаков посягательства. Между тем обращение к тексту УК РФ показывает, что реально совершенное конкретное преступление определяется через термин «деяние». У законодателя отсутствовали альтернативные варианты на роль дефиниции, выражающей конкретное социальное явление в достаточно общей форме. С одной стороны, деяние — это один из обязательных признаков, характеризующих объективную сторону преступления. С другой стороны, деяние как явление социальной действительности, если оно совершено виновно, общественно опасно и запрещено УК РФ под угрозой наказания, признается преступлением. Именно деяние, а не сфера разрушаемых общественных отношений, психическое отношение субъекта к содеянному или сам субъект выражают существо преступного посягательства. Таким образом, под квалификацией преступлений следует понимать установление и юридическое закрепление точного соответствия между признаками совершенного деяния и признаками состава преступления, установленными в УК РФ.

В своем определении В.В. Векленко и В.Н. Нешатаев подчеркивают, что установление в совершенном посягательстве уголовно-правовых признаков, предусмотренных конкретным составом преступления, свидетельствует об общественной опасности содеянного и является основанием для привлечения виновного к уголовной ответственности. Данное, на первый взгляд аксиоматическое, положение имеет своих оппонентов. А.В. Иванчин полагает, что общественная опасность находится за рамками состава преступления. По мнению ученого, совершение лицом деяния, содержащего все признаки состава преступления, предусмотренного УК РФ, свидетельствует только об уголовной противоправности. «Поэтому, установив, что содеянное отвечает признакам состава, названным в законе, правоприменитель должен проверить содеянное на предмет наличия в нем общественной опасности» [7, с. 18—24]. С точки зрения В.В. Векленко и В.Н. Нешатаева, «…состав ничего не говорит о малозначительности деяния, предусмотренной ч. 2 ст. 14 УК РФ» [12, с. 29]. К сожалению, авторы не разъясняют, где находятся фактические и методологические основания оценки деяния на предмет его общественной опасности. Как представляется, при квалификации преступлений следует исходить из того, что других оснований признания деяния общественно опасным, кроме определенных в УК РФ, быть не может. Впрочем, и сам А.В. Иванчин в своей докторской диссертации утверждает, что состав преступления должен адекватно отображать объективную реальность и отражать общественную опасность запрещаемого поведения [6, с. 11]. В целях охраны общественных отношений УК РФ определяет, «какие опасные для личности, общества и государства деяния являются преступлениями», и устанавливает виды наказаний и иные меры уголовно-правового характера за их совершение. Достаточность или избыточность криминализации деяний, адекватность оценки законодателем их общественной опасности могут быть предметом научной дискуссии, но лицо, применяющее УК РФ, должно строго следовать его предписаниям.

В исследуемом аспекте представляет интерес постановление Конституционного Суда РФ от 10.02.2017 № 2-П (далее — Постановление КС РФ № 2-П), в котором дана оценка конституционности положений ст. 212.1 УК РФ, предусматривающей ответственность за нарушение установленного порядка организации либо проведения собрания, митинга, демонстрации, шествия или пикетирования. Согласно правовой позиции КС РФ приведенные положения «предполагают, что привлечение лица к уголовной ответственности за преступление, предусмотренное данной статьей, возможно только в случае, если соответствующее нарушение повлекло за собой причинение или реальную угрозу причинения вреда здоровью граждан, имуществу физических или юридических лиц, окружающей среде, общественному порядку, общественной безопасности или иным конституционно охраняемым ценностям» [18]. В тексте ст. 212.1 УК РФ отсутствуют указания на перечисленные обстоятельства. Представляется, что основанием для разъяснений послужил объект исследуемого преступления, которое посягает на общественную безопасность и общественный порядок. Далее КС РФ постановил, что «федеральный законодатель правомочен… внести в статью 212.1 УК Российской Федерации изменения, направленные на уточнение нормативных оснований привлечения к уголовной ответственности за предусмотренное данной статьей преступление и мер наказания за его совершение».

Из Постановления КС РФ № 2-П следует, что при применении действующей редакции ст. 212.1 УК РФ формального установления наличия в деянии признаков состава недостаточно, должно быть установлено наличие реальной угрозы интересам физических или юридических лиц, т. е. посягательство на общественную безопасность. В исследуемом аспекте интересно представление о структуре общественной опасности преступления, сформулированное в постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 22.12.2015 № 58 «О практике назначения судами Российской Федерации уголовного наказания» (далее — Постановление Пленума ВС РФ № 58). Нам соответствующие разъяснения представляются операционными, имеющими методическое значение для решения проблем правоприменения. В Постановлении Пленума ВС РФ № 58 указывается: «Характер общественной опасности преступления определяется уголовным законом и зависит от установленных судом признаков состава преступления. При учете характера общественной опасности преступления судам следует иметь в виду прежде всего направленность деяния на охраняемые уголовным законом социальные ценности и причиненный им вред. Степень общественной опасности преступления устанавливается судом в зависимости от конкретных обстоятельств содеянного, в частности от характера и размера наступивших последствий, способа совершения преступления, роли подсудимого в преступлении, совершенном в соучастии, от вида умысла (прямой или косвенный) либо неосторожности (легкомыслие или небрежность). Обстоятельства, смягчающие или отягчающие наказание (статьи 61 и 63 УК РФ) и относящиеся к совершенному преступлению (например, совершение преступления в силу стечения тяжелых жизненных обстоятельств либо по мотиву сострадания, особо активная роль в совершении преступления), также учитываются при определении степени общественной опасности преступлении» [20].

Таким образом, установление в деянии признаков состава преступления, предусмотренного УК РФ, показывает «направленность деяния на охраняемые уголовным законом социальные ценности». Преступлением такое деяние может быть признано в случае установления достаточной степени вредоносности, которая определяется «в зависимости от конкретных обстоятельств содеянного». Такая степень и наделяет деяние признаком общественной опасности. Мы говорим о степени вредоносности, а не степени общественной опасности, поскольку даже самая малая степень общественной опасности означает ее, общественной опасности, наличие, что, следовательно, исключает применение ч. 2 ст. 14 УК РФ.

Изложенное дает повод усомниться в том, что само по себе установление точного соответствия между признаками совершенного деяния и признаками состава преступления, предусмотренного уголовно-правовой нормой, является основанием для квалификации такого деяния как преступления. Получается, что вопреки ст. 8 УК РФ о признании деяния общественно опасным и наличии оснований уголовной ответственности могут свидетельствовать обстоятельства, не указанные в УК РФ в качестве признаков состава преступления. Полагаем, что все не совсем так. Данные обстоятельства не лежат за рамками состава и характеризующих его признаков, а непосредственно связаны с их содержанием. Такая ситуация возможна в случаях, когда признак преступления в УК РФ не детализирован, формально, в том числе количественно, не определен. Именно поэтому особенности проявления обстоятельств, прямо не указанных в УК РФ, но наполняющих признаки составов реальным содержанием, в конкретном случае могут свидетельствовать только о формальном наличии в квалифицируемом деянии признака состава, предусмотренного УК РФ, а следовательно, и о недостаточной степени общественной опасности. «В “лепке” единичного участвует колоссальное множество неповторимых условий, масса случайностей» [21, с. 294].

В исследуемом аспекте показательна правовая позиция КС РФ в связи с жалобой гражданина, который привлекался к уголовной ответственности по ч. 1 ст. 222 УК РФ при следующих обстоятельствах: «А.В. Гомзин, приказом Министра внутренних дел Российской Федерации от 31 октября 2008 года за достигнутые успехи в период прохождения службы в органах внутренних дел награжденный пистолетом Макарова, укомплектованным двумя магазинами с 16 патронами, во время обыска в его жилище, проводимого в рамках производства по уголовному делу о покушении на мошенничество, имея процессуальный статус свидетеля, добровольно передал сотрудникам полиции наградное оружие и 40 патронов к нему. Суд пришел к выводу, что обвиняемый незаконно хранил лишь 24 пистолетных патрона, поскольку на хранение и ношение наградного оружия и 16 патронов к нему имелось разрешение». КС РФ разъяснил: «…положения статьи 222 УК Российской Федерации подлежат применению с учетом не только противоправности, но и общественной опасности содеянного и во взаимосвязи с нормами Общей части этого Кодекса, в том числе определяющими его задачи и принципы, основание уголовной ответственности (статьи 2—8), а также понятие преступления, которым признается лишь запрещенное этим Кодексом виновно совершенное общественно опасное деяние, и устанавливающими, что не является преступлением действие (бездействие), хотя формально и содержащее признаки какого-либо деяния, предусмотренного этим Кодексом, но в силу малозначительности не представляющее общественной опасности» [13]. Обращаем внимание на то, что в приведенном примере возможность применения ч. 2 ст. 14 УК РФ связывается с особенностями предполагаемого предмета преступления — разрешение отсутствовало только на хранение части боеприпасов, а также с личностью субъекта как лица, награжденного оружием «за достигнутые успехи в период прохождения службы в органах внутренних дел», т. е. имеющего право на хранение оружия и боеприпасов.

На несоответствие количества утраченных наркотических средств содержанию предмета преступного нарушения правил их оборота указывается в следующем решении КС РФ. «Состав преступления, предусмотренного частью первой статьи 228.2 УК Российской Федерации, в качестве условия наступления уголовной ответственности предполагает не только нарушение виновным соответствующих правил, но и наступление общественно опасного последствия в виде утраты наркотического средства или психотропного вещества — независимо от того, каковы размеры этой утраты. При этом такого рода деяние не может признаваться преступлением, если в силу малозначительности оно не представляет общественной опасности (часть вторая статьи 14 УК Российской Федерации). Кроме того, как неоднократно указывал Конституционный Суд Российской Федерации в своих решениях, в обязанность судов общей юрисдикции входит обеспечение дифференциации ответственности в зависимости от количества наркотического средства или психотропного вещества и других обстоятельств конкретного дела, могущих иметь значение для обеспечения прав и законных интересов обвиняемого» [14].

На необходимость не формального, а содержательного установления признаков преступлений неоднократно указывал и ВС РФ. К примеру, п. «а» ч. 1 ст. 256 УК РФ не связывает ответственность за незаконную добычу рыбы в местах нереста или на миграционных путях к ним с конкретным количеством выловленной рыбы, но при этом очевидно, что сама эта рыба является предметом соответствующего посягательства. Признавая действия подсудимого, добывшего восемь штук рыбы кеты, малозначительными (ч. 2 ст. 14 УК РФ), ВС РФ указал, что «в материалах настоящего дела не содержится доказательств, свидетельствующих о том, что содеянное П. обладает признаками высокой общественной опасности, которая позволила бы признать содеянное им преступлением. Так, не имеется достаточных данных о том, что действия П. причинили вред природно-ресурсному потенциалу окружающей среды. Последствия деяния П., размер нанесенного им вреда как обстоятельства, характеризующего деяние как экологическое преступление, органами дознания вообще не исследованы и не нашли своего отражения в материалах дела» [16].

Также ВС РФ признал малозначительными и не представляющими общественной опасности действия гражданина, который нашел один патрон калибра 7,62 мм, являющийся боеприпасом к нарезному охотничьему оружию, принес его домой и незаконно хранил в квартире. Статья 222 УК РФ указывает на предмет преступления — боеприпасы, но количество боеприпасов, необходимых и достаточных для признания преступлением незаконных действий с ними, не уточняет. «Признавая З. виновным в незаконных приобретении и хранении боеприпаса — единичного патрона калибра 7,62 мм, — разъясняется в определении, — суд не дал оценки тому обстоятельству, что З. никакого оружия не имел, приобрел (нашел) патрон случайно и при этом не придавал никакого значения его нахождению (хранению) в своей квартире. Кроме того, суд в приговоре не привел данных, свидетельствующих о том, что З. своими действиями причинил вред или создал угрозу причинения вреда личности, обществу или государству» [17].

Ярославский областной суд признал малозначительным деянием, только формально содержащим признаки ч. 1 ст. 327 УК РФ, подделку лицом медицинской справки областной клинической наркологической больницы, предоставляющей право на прохождение технического осмотра. Изменив цифру «4» на «24», подсудимая «продлила» действие справки на 20 дней [19]. Действительно, в ч. 1 ст. 327 УК РФ установлена ответственность за подделку официального документа, предоставляющего права, в целях его использования. Но судом установлено, что по результатам медицинского освидетельствования подсудимая была признана годной к управлению автомобилем, на учете в наркологической больнице не состояла.

Предусматривая ответственность за взяточничество, УК РФ не определяет минимальную сумму взятки, но при этом очевидно, что сама взятка выступает в качестве признака объективной стороны (с нашей точки зрения, «орудия, бьющего по авторитету власти» [2, с. 11—14]) и имеет материальный характер. Поэтому незначительная сумма полученных должностным лицом материальных ценностей во многих случаях, в том числе при даче или получении ее и за незаконные действия, свидетельствует, на наш взгляд, только о формальном наличии состава взяточничества. В ряде случаев получение или передача такого незаконного вознаграждения причинить ущерб авторитету государства не может. Должен, думается, учитываться и характер тех незаконных действий, за которые передается взятка.

Например, врач-терапевт получил от гражданина две бутылки коньяка стоимостью 663 рублей каждая и коробку конфет стоимостью 407 рублей за заведомо незаконные действия, выразившиеся в постановке несуществующего диагноза, на основании которого передавший спиртное и конфеты гражданин должен был получить листок нетрудоспособности на 10 дней. Районный суд признал врача виновным в получении взятки за незаконные действия. Кассационная инстанция пришла к выводу о малозначительности содеянного и отменила приговор. «Принимая во внимание обстоятельства получения Ч. вознаграждения, его вид и незначительный размер, отсутствие наступления каких-либо негативных последствий происшедшего, судебная коллегия считает, что содеянное Ч. не причинило вред общественным отношениям, а следовательно, не представляет общественной опасности. Судебная коллегия приходит к выводу о малозначительности содеянного Ч., являющегося дисциплинарным проступком, нарушением врачебной этики, но не преступлением» [3].

При квалификации преступлений не следует ссылаться на отсутствие таких обстоятельств, которые не предусмотрены вменяемым составом. Так, по мнению защиты лица, обвиняемого в фальсификации доказательств по уголовному делу, судом не было учтено, «что данный протокол допроса не был использован в качестве доказательства по делу в отношении самого С. и его права не были ущемлены, поэтому применима ч. 2 ст. 14 УК РФ» [8]. ВС РФ не нашел оснований для признания деяния малозначительным, так как учет сфальсифицированных доказательств судом не является признаком преступления, предусмотренного ч. 2 ст. 303 УК РФ.

Таким образом, и сегодня не теряет актуальности данное В.Н. Кудрявцевым определение квалификации преступлений как установления и юридического закрепления точного соответствия между признаками совершенного деяния и признаками состава преступления, предусмотренного уголовно-правовой нормой. В данном определении речь, безусловно, идет о логической норме, признаки которой наполняются содержанием в системе уголовно-противоправного регулирования. Н.С. Таганцев считал преступлением «…деяние, посягающее на юридическую норму в ее реальном бытии…» [22]. Определяемая законом форма уголовно-правового запрета наполняется качественным и количественным содержанием с учетом реального криминального поведения, описываемого юридическим составом преступления, и степенью причиняемого им вреда.

Список литературы

1. Бавсун М.В. Уголовно-правовое воздействие: идеология, цели и средства реализации. Омск, 2014. С. 33.

2. Борков В.Н. Денежное содержание чиновника как детерминанта минимальной суммы взятки // Уголовное право. 2006. № 6. С. 11—14.

3. Бюллетень судебной практики Омского областного суда. 2007. № 1 // Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

4. Векленко В.В., Нешатаев В.Н. Содержательная сторона квалификации преступлений // Правоприменение. 2017. Т. 1. № 1. С. 101—105.

5. Гаухман Л.Д. Квалификация преступлений: закон, теория, практика. М., 2013. С. 21.

6. Иванчин А.В. Концептуальные основы конструирования состава преступления: автореф. дис. … д-ра юрид. наук. Екатеринбург, 2015. С. 11.

7. Иванчин А.В. Теоретическая модель предписаний Уголовного кодекса РФ об основании уголовной ответственности и малозначительности // Lex Russica. 2015. Т. CIII. № 6. С. 18—24.

8. Кассационное определение ВС РФ от 25.02.2013 № 78-О13-10 // Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

9. Кудрявцев В.Н. Общая теория квалификации преступлений. М., 1999. С. 4, 5.

10. Куринов Б.А. Научные основы квалификации преступлений. М., 1984. С. 10.

11. Курс уголовного права. Т. 3. Особенная часть / под ред. Г.Н. Борзенкова, В.С. Комисcарова. М., 2002. С. 39.

12. Нешатаев В.Н., Векленко В.В. Понятие квалификации преступлений // Российский следователь. 2015. № 21. С. 26—29.

13. Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Гомзина Алексея Владимировича на нарушение его конституционных прав положениями статьи 222 Уголовного кодекса Российской Федерации: определение КС РФ от 07.07.2016 № 1426-О // Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

14. Об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданки Мозолевой Ларисы Николаевны на нарушение ее конституционных прав положениями статей 228 и 228.2 Уголовного кодекса Российской Федерации: определение КС РФ от 28.05.2009 № 806-О-О // Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

15. Ображиев К.В. Система формальных (юридических) источников российского уголовного права: автореф. дис. … д-ра юрид. наук. М., 2014. С. 31.

16. Определение ВС РФ от 08.08.2006 № 64-Дп06-12 // Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

17. Определение ВС РФ от 10.02.2011 № 55-Д10-23 // Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

18. По делу о проверке конституционности положений статьи 212.1 Уголовного кодекса Российской Федерации в связи с жалобой гражданина И.И. Дадина: постановление КС РФ от 10.02.2017 № 2-П // Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

19. Постановление Президиума Ярославского областного суда от 16.03.2011 № 44-у-23 // Доступ из СПС «КонсультантПлюс».

20. Российская газета. 2015. 29 дек.

21. Спиркин А.Г. Философия: учеб. М., 1998. С. 294.

22. Таганцев Н.С. Курс уголовного права. Спб., 1902 // Доступ из СПС «Гарант».

23. Уголовное право: часть Особенная: учеб. для вузов / под ред. Л.Л. Кругликова // Доступ из СПС «КонсультантПлюс».