Концепция «срочности» наказания как методологическая основа формирования новых традиций взаимодействия элементов карательно-воспитательного воздействия на осужденных (1879—1917 годы)

УДК 343.812(947+957)

Страницы в журнале:  144-148

В.И. Алексеев,

кандидат исторических наук, доцент кафедры теории и истории государства и международного права Института государства и права Тюменского государственного университета, Россия, Тюмень jsq13231255@yandex.ru

Рассматривается взаимодействие элементов уголовно-пенитенциарного законодательства в контексте «срочности» исправительных наказаний. Взаимодействие элементов права выступает в развитии уголовно-пенитенциарного права как интегрирующий фактор, в том числе с судебной деятельностью. Взаимодействие состоит в соединении элементов карательного и исправительного воздействия на осужденных. Закон становится уникальным инструментом организации исполнения наказания ввиду совместимости элементов уголовного наказания с элементами пенитенциарно-педагогического воздействия на осужденных.

Ключевые слова: пенитенциарная политика,  закон, «срочность» наказаний, наказания уголовные и исправительные, тюремный режим, арестантский труд, духовно-нравственное воздействие.

Законом от 11 декабря 1879 г. «Об основных положениях, имеющих служить руководством при преобразовании тюремной части и пересмотре Уложения о наказаниях»[1] (далее — Закон 1879 года) была установлена новая градация наказаний, связанных с лишением свободы: ссылка на каторгу без срока и на срок; заключение в исправительном доме на срок до 6 лет; заключение в тюрьме на срок до одного года; арест на срок до 3 месяцев. Основанием к включению в Закон 1879 года столь определенных постановлений о большей или меньшей продолжительности содержания арестантов в тех или иных местах заключения послужили соображения необходимости проектирования трех отдельных видов тюрем: краткосрочного (тюремного) содержания, среднесрочного содержания (исправительный дом) и долгосрочного (карательного) содержания[2].

Можно предположить, что в концепции пенитенциарной политики России того времени немаловажную роль играл указанный в Законе 1879 года принцип срочности заключения. По крайней мере от него зависит, насколько объективна «справедливость» установленных наказаний в исправительных учреждениях, «общественное благо» [13, с. 228] для субъектов правоотношений.

Данная конкретизация как свойство правового регулирования, проявляющееся в детализации содержания юридических предписаний о «срочности» наказаний и формировании новой «лестницы» наказаний, призвана обеспечить связь правовых предписаний функций наказания с функциями пенитенциарно-педагогического воздействия на осужденных  [1, с. 17—22]. Главное направление в стратегии пенитенциарной политики состоит в гармоничном сочетании мер наказания с пенитенциарным режимом и совершенствование этого взаимодействия с иными средствами исправительного воздействия.

Основной функцией уголовно-пенитенциарного права является регулятивное воздействие на осужденных для достижения цели нравственного и юридического исправления. Методологическая функция правовой категории «наказание — исполнение наказания» заключается в том, что она «служит для отражения количественной стороны отношения между необходимостью, с одной стороны, и случайностью, возможностью — с другой» [7, с. 104].

Структурно-функциональная связь элементов уголовно-пенитенциарного права объединяет в себе два существенных момента. Во-первых, правовое предписание характеризует связь как минимум двух элементов: наказания и исполнения наказания. Во-вторых, уровень функционального взаимодействия этих элементов потенциально становится достаточно высоким. С помощью взаимодействия элементов уголовно-пенитенциарного права можно объединить и рассмотреть системно все многообразие иерархических, координационных связей, понятий. Своеобразие функционального аспекта пенитенциарной политики состоит в особенностях взаимодействия института лишения свободы и пенитенциарно-педагогического воздействия на арестантов и достижения их нравственного исправления. Следовательно, функциональное свойство норм и элементов уголовно-пенитенциарного права неразрывно связано с управлением исполнения наказания.

Актуальным является положение о том, что каждое свойство элемента потенциально приобретает функциональный характер. Это понимание представляется нам наиболее оправданным и продуктивным, поскольку позволяет провести четкую грань между функцией и ее воплощением в действительности.

Например, в ст. 5 Закона 1879 года отражен как правовой режим наказания, так и тюремный режим его исполнения [8]. В законе потенциально предполагаются правовые связи и отношения между субъектами и объектами, благодаря чему они обретают новое, системное качество. По нашему мнению, изучение норм и их связей с другими нормами и институтами осуществляется с помощью системного метода, который формулирует правила обнаружения связей, имеющих значение для раскрытия смысла отдельной нормы или их совокупности. При этом законодатель считает более целесообразной мерой воздействия на осужденных тюрьму, а также индивидуализацию тюремного режима. Сходство свойств карательных и исправительных элементов основано на историко-генетической связи элементного состава и их взаимодействии.

Нормативный аспект пенитенциарной политики, формирующий социальное взаимодействие (особенно в процессе труда), повышает его нравственное значение, представляет собой структурно-логическую связь элементов права нравственного исправления. Их сходство выступает в качестве важного средства сближения уголовного и пенитенциарного права, которое обосновывается в суде ввиду осуществления исправления осужденных. Труд как ценностная ориентация человека способствует не только делу исправления, но он есть лучшая основа всякого пенитенциарного режима. Поэтому нормативные ориентации нравственного исправления представляют собой взаимодействие нравственных и нормативных предписаний, т. е. личность преступника ориентируется на ценности, заложенные в каком-либо ремесле, с позиций социальной полезности — на уровне необходимоости и обязательности, и нормативной ориентации — в регулировании правомерного поведения.

Исходя из социальной полезности арестантского труда и его регулятивного воздействия определяются все возможные пути и способы влияния правовых норм для обеспечения исправления нравственности осужденных (ст. 67.7 Cвода учреждений и уставов о содержащихся под стражей 1890 года[3]). Причем, как отмечал И.А. Ильин, «кто совершает самоуправление, тот утвердил в себе духовное достоинство…  Это значит, прежде всего, иметь самостоятельные убеждения в том, что есть добро и зло, в чем состоит сущность человека и его назначение» [3, с. 234, 236].

С категорией «самоуправление» тесно связана другая категория — «правомерное поведение», которое Д.В. Рукавишников определяет следующим образом: «Правомерное поведение является разновидностью правового поведения» [10, с. 45].

Высказанное выше положение о взаимодействии элементов уголовного наказания и его исполнения создает условия для применения новых логико-методологических принципов. Например, принцип гуманизации исполнения наказания состоит в возможности назначения административных, карательных мер в случае совершения тяжких преступлений. В то же время, как отмечает Ю.В. Голик, «если принуждение применяется к лицам, преступившим грань дозволенного, то поощрение — к лицам, испытывающим раскаяние, стремящимся вернуться к честной трудовой жизни» [5, с. 31].

Связь исправительного наказания с нормами пенитенциарного воздействия обеспечивает новое качественное состояние тюремной системе. Связь и взаимодействие элементов уголовно-пенитенциарного права носит комплексный характер и отражает сущность карательно-воспитательного характера воздействия на осужденных. Процесс реализации правовых норм,  позволяющий перевести осужденных в правопослушное поведение и выполнение юридических обязательств, рассматривается как взаимодействие норм с правосознанием осужденных. «Среди элементов правосознания, за счет которых рассматривается его регулятивная функция, — потребности, интересы, мотивы, цели, убеждения, привычки» [6, с. 100].  Поэтому «нравственное исправление должно заключаться в укреплении и развитии у арестантов способности, так сказать, нравственного самоуправления» [9, с. 157—158].

На этой основе формируются установки конкретного правомерного поведения. Принцип самоуправления выступает как система внутреннего обеспечения направленности действия при наличии прогрессивной системы исполнения наказаний, возможностей и требований. При этом стимулирование правопослушного поведения может быть намного шире, чем оно выражено в законодательстве в качестве принципа. Иными словами, «кто совершил духовное самоуправление и утвердил в себе духовное достоинство,.. которое дает возможность принимать чужое воленаправление как свое и чужое решение» [3, с. 238], тот  будет способен к исправлению. Поэтому «как бы ни изменялся тюремный режим для опасных арестантов, он всегда должен оставаться гуманным» [9, с. 168], так как «подавленная, угнетенная личность… не способна к устроению жизни — ни своей, семейной, ни государственной» [3, с. 234].

Произошло своеобразное включение пенитенциарно-педагогического воздействия на осужденных в процесс правового регулирования. Поэтому, как отмечает В.А. Уткин, «на основе взаимодействия между наказанием и исправительно-трудовым воздействием лежат взаимоотношения их “исправительных” функций, а условием оптимального соединения наказания с мерами исправительно-трудового воздействия является правильная организация этих взаимоотношений» [11, с. 109]. Именно от степени реализации принципа соединения функций уголовного наказания с мерами пенитенциарно-педагогического воздействия во многом зависит реализация принципа «экономии» репрессии, т. е. наказание «не должно содержать в себе никакого излишка страданий» [8, с. 366].

В качестве заметного фактора генезиса правовых предписаний в пореформенный период законодатель выделяет нравственное и юридическое исправление в рамках концепции «срочности» наказаний: ссылка, исправительный дом, тюремное заключение. Концепция «срочности» наказания состояла в том, что, с одной стороны, исполнение наказания имеет своим содержанием комплекс правоограничений, а с другой —  закон создает условия для привлечения арестантов к полезному труду, духовно-нравственного воздействия на осужденных. Начинает осуществляться отраслевой принцип взаимодействия между конкретными функциями уголовного наказания и мерами пенитенциарно-педагогического воздействия на осужденных.

Положение о взаимодействии элементов уголовного наказания и исполнения наказания создает  также условия для возникновения новых традиций в обеспечении организации исполнения наказания. В частности, обновленное уголовно-пенитенциарное законодательство обладает функцией обеспечения организации исполнения наказания. В пенитенциарной политике российского государства правотворчество законодателя направлено на обеспечение полноты внутренней структуры уголовно-пенитенциарного законодательства, специально-юридические функции которого обладают непрерывным пенитенциарным воздействием со стороны тюремной администрации. Только во второй половине XIX столетия принципы пенитенциарной науки «классификация арестантов», «классификация тюрем», «арестантский труд» получили юридическое закрепление. Основной функцией уголовно-пенитенциарного законодательства является реализация мер правового и нравственного воздействия на осужденных, поскольку само издание нормы права не гарантирует ее соблюдение.

Предметным воплощением в осуществлении ресоциализации осужденных выступает сам закон. Он является отражением существенных и необходимых связей между элементами функций уголовного наказания и мерами пенитенциарно-педагогического содержания. Структурно-логическую связь норм уголовного наказания и мер исправительного воздействия можно проследить в Своде учреждений и уставов о содержащихся под стражей. В статье 1.2 Свода она выражена следующим образом: «Содержание под стражей употребляется как мера исправления и наказания»[4]. Юридическая функция данной статьи характеризуется направленностью и видом воздействия, взаимодействия элементов уголовно-пенитенциарного права.

Реализация пенитенциарной политики состоит в тесном единстве и связи элементов уголовного и пенитенциарного права и выражает как правовой режим наказания, так и тюремный режим его исполнения. Сходство свойств карательных элементов наказания состоит в интегративно-генетической связи элементного состава. Иными словами, связь исправительного наказания с элементами права (одиночное заключение, охрана, надзор, применение труда) обеспечивает новое качественное состояние тюремной системы.

В процессе перехода к новому качественному состоянию тюремной системы происходит изменение духовно-нравственного воздействия на арестантов. Так, основной задачей деятельности Общества попечительного о тюрьмах является «исправление» нравственности заключенных[5]. «Преступнику, который желает улучшить свое образование, — пишет Э. Карпентер, — должна быть дана всякая возможность сделать это, чтобы не препятствовать его работе» [14, p. 30]. Нормы права, в которых выражено дозволение, могут включиться в процесс формирования движущих мотивов арестантов, стать предпосылкой к их исправлению. Если осуществление карательной сущности самого наказания означает создание для осужденных предусмотренных правовыми нормами определенного порядка и условий исполнения наказания, то труд и его духовно-нравственное воздействие на арестантов не может рассматриваться в качестве карательного элемента. Применение труда есть наиболее успешная деятельность тюремной администрации по исправлению нравственности осужденных. Интеграция элементов уголовно-пенитенциарного права: арестантского труда, духовно-нравственного воздействия и режима — предполагает те взаимодействия, при которых иерархические связи норм права придают пенитенциарной политике устойчивость и стабильность ее осуществления.

Следовательно, властные полномочия по ограничению субъективных возможностей  осужденных, т. е. целого ряда их прав и свобод, связаны «с возложением на них известных невыгодных гражданско-правовых последствий» наказания. «Наказанию подлежит тот, кто не может, не умеет или не хочет побороть в себе противоправную волю, но это означает, что наказание не есть уже “наказание”, а социально-педагогическая мера, и что характер этой меры должен быть в применении ее строго индивидуализирован» [9, с. 365].

Функция обеспечения взаимодействия элементов уголовно-пенитенциарного права способствует реализации юридических прав и обязанностей осужденных. Право выступает интегрирующим и цементирующим началом процесса исполнения наказания, в котором любые связи в уголовно-пенитенциарной системе (и внутренние, и внешние) являются в конечном счете системообразующими и определяются взаимодействием пенитенциарно однородных норм права. В частности, структурно-логическая связь элементов института арестантского труда, тюремного режима создает условия и порядок исполнения наказания, позволяет активизировать деятельность тюремной администрации, образует необходимые стимулы реализации юридических обязанностей осужденных. Нормативное регулирование, таким образом, моделирует желательное поведение арестантов с точки зрения предусматриваемых обязываний, которое настолько же способствует развитию добрых начал, настолько является средством к существованию. Такое взаимодействие отражает процессы правового воздействия на осужденных и гарантирует правильное применение норм уголовно-пенитенциарного права.

Законодатель выдвигает важное направление в юридической практике — реализацию принципа дифференциации и индивидуализации исполнения наказания. Правовое и нравственное воздействие суда на участников процесса способствует установлению нарушенных прав и свобод граждан.

Иерархическая связь элементов внутренней структуры уголовно-пенитенциарного права дополняется координационными связями. Если в иерархическом строении правовых предписаний тюремного законодательства определяется такой порядок элементов, от которых зависит устойчивость системы, то координационные связи предопределяют, в свою очередь, реальный авторитет и социальную значимость судебной деятельности. В этом отношении категория «правотворчество» не только устанавливает точные цели нормообразования: с ее помощью раскрывается нормативная основа закона, которая затем корректируется практикой правоприменения.

Пореформенный период в России характеризуется дальнейшим развитием и совершенствованием уголовно-пенитенциарного законодательства, потребностью увеличения процессуальных норм. По отношению друг к другу нормы уголовно-пенитенциарного и уголовно-процессуального законодательства находятся в отношениях координации. Д.Ю. Гончаров справедливо отмечает, что «координационные отношения и связи означают взаимодействие норм одинаковой юридической силы» [4, с. 54]. Структурно-логический анализ норм уголовно-пенитенциарного законодательства показывает, что их изменение и дополнение ведет к изменению уголовно-процессуальных норм. Так, в связи с проведением тюремной реформы и изменением тюремного законодательства суду было предоставлено право самостоятельности: «Суд… приговаривает подсудимого, признанного виновным, к высшей или низшей, определяемой в законе, или же к средней мере наказания» (ст. 148 Уложения о наказаниях уголовных и исправительных 1885 года[6].

Таким образом, взаимодействие элементов уголовно-пенитенциарного права означает обеспечение надлежащей организации исполнения наказания. Иерархическая связь норм права в структуре уголовно-пенитенциарного права предполагает комбинацию отдельных норм, которая имеет системную направленность: нормы соединены между собой по определенным содержательным основаниям. Отсю-да вытекает потребность комплексного системного исследования права, законодательства и практики его реализации. Системный подход к исследованию обеспечивает видение теоретических проблем уголовно-пенитенциарного права, а комплексный подход вообще может являться таковым только в том случае, если он является системным.

Список литературы

1. Алексеев В.И. Концепция «срочности» наказания и ее реализация в российской и в европейских тюремных системах (1879—1917 гг.): историко-сравнительный анализ // История государства и права. 2013. № 17. С. 17—22.
2. Гернет М.Н. История царской тюрьмы: в 5 т. Т. 2 (1825-1870). М., 1961.
3. Ильин И.А. Сочинения: в 2 т. Т. 1. Философия права. Нравственная философия. М.: Медиум, 1993. С. 234, 236, 238.
4. Гончаров Д.Ю. Функциональные связи охранительных норм уголовного законодательства и норм уголовно-процессуального законодательства // Правоведение. 2009. № 2. С. 53—63.
5. Голик Ю.В. Уголовно-правовое стимулирование позитивного поведения: вопросы теории. Новосибирск, 1992. С. 31.
6. Ефремова Г.Х., Ратинов А.Е. Правовая психология и преступность молодежи. М., 1976. С. 100.
7. Методологические аспекты материалистической диалектики / отв. ред. В.А. Штофф. Л.: Изд-во Ленинградского ун-та, 1974. С. 104.
8. Познышев С.В. Основные вопросы учения о наказании. М., 1904. С. 365, 366.
9. Познышев С.В. Очерки тюрьмоведения. М., 1915. С. 157—158, 168.
10. Рукавишников Д.В. Понятие правомерного поведения // Адвокатская практика. 2011. № 2. С. 45—48.
11. Уткин В.А. Наказание и исправительно-трудовое воздействие. Томск, 1984. С. 109.
12. Щегорцов В.А. Социология правосознания. М., 1981.
13. Фойницкий И.Я. На досуге: сб. юридических статей и исследований с 1870 г.Т. 1. Спб., 1898. С. 228.
14. Carpenter E. Prisons. Police et Cha’etiments. Paris, 1907. P. 30., 1907. P. 30.

Библиография

1 ПСЗ-II. Спб., 1881. Т. IV. Отд. 2. № 60268.

2 ГАРФ. Ф. 122. Оп. 6. Д. 55. Л. 254 об.

3 Свод законов Российской империи. Т. XIV. Спб., 1890.

4 Свод законов Российской империи. Т. XIV. С. 148. Спб., 1890.

5 Там же. С. 164.

6 Свод законов Российской империи. Т. XV. С. 15. Спб., 1885.