Добавлено в закладки: 0
УДК 347.1:340.11
Страницы в журнале: 35-39
А.Я. Рыженков,
доктор юридических наук, профессор кафедры гражданского и предпринимательского права Калмыцкого государственного университета Россия, Элиста 4077778@list.ru
Исследуются теоретические и философские основания гражданско-правового регулирования. Делается вывод, что правовым регулированием называется не что иное, как особый способ упреждающего моделирования, или планирования, своего и чужого поведения посредством установления субъективных прав и юридических обязанностей. Гражданско-правовое регулирование может осуществляться как в форме актов государственных и муниципальных органов, так и в форме сделок, совершаемых субъектами гражданских правоотношений. Особенностью государственного регулирования по сравнению со сделками является его психологизм: помимо внешнего поведения человека этим регулированием затрагивается его внутренний мир, что выражается в придании юридически значимого характера воле, намерениям, знаниям, заблуждениям человека.
Ключевые слова: законодательство, гражданско-правовое регулирование, цель, сделка, заблуждение.
Соотношение норм гражданского законодательства, с одной стороны, и социально-экономической практики — с другой носит неочевидный характер и допускает самые разные варианты описания. В действующем российском гражданском законодательстве это соотношение обозначается при помощи такой конструкции, как «регулирование отношений» (ст. 2 Гражданского кодекса РФ «Отношения, регулируемые гражданским законодательством» [4]).
Концепция регулирования, очевидно, указывает на способность законодательного акта каким-то образом упорядочивать общественные отношения, направлять их движение. Однако характер и механизм этого управления самим законом не раскрываются (собственно, это и не входит в его задачи), а потому требуют дополнительного выяснения.
Идея гражданско-правового регулирования общественных отношений является достоянием советской теории гражданского права и в целом основывается на марксистской материалистической философии, осложненной влиянием юридического позитивизма. Отсюда и некоторая противоречивость, двойственность представлений о гражданско-правовом регулировании: с одной стороны, оно носит надстроечный характер, а значит, определенно является вторичным, зависимым от базисных экономических отношений: «Буржуазные правовые отношения, фактически закрепляя антагонистические производственные отношения капитализма, маскируют их классовое содержание и придают им бесклассовое и надклассовое выражение» [3, с. 518]. С другой стороны, регулятивность предполагает способность активного воздействия на общественные отношения [8, с. 47—57]. Например, Н.Д. Егоров указывал: «Человек не в состоянии изменить объективные законы, по которым развиваются производственные отношения. Однако он может либо ускорить развитие производственных отношений в соответствии с существующей закономерностью, либо затормозить их развитие. Сделать это можно, лишь оказывая определенное воздействие на содержание производственных отношений, в том числе и посредством правового регулирования» [2, с. 6].
Уже в постсоветский период В.М. Сырых предложил несколько иное понимание того же механизма, основанное на переосмыслении марксистского учения с некоторыми элементами естественно-правовой теории: частное (гражданское) право возникает не столько путем регулирования, сколько как результат особой познавательной деятельности по установлению так называемого объективного права. Задача законодателя состоит в поиске объективного права, которому надлежит лишь дать официальную форму: «Объективное право необходимо возникает при определенных социально-экономических условиях и действует независимо от его закрепления позитивным правом в форме доктрины, правовых притязаний заинтересованных лиц, обычаев, соглашений. Позитивное право, опосредствующее объективное право, придает ему всеобщее значение и тем самым облегчает процесс перехода объективного права в действительность, но само по себе позитивное право, будучи субъективным порождением законодателя, претендовать на роль объективного права не может» [9, с. 54].
С точки зрения данной концепции законодательный термин «регулирование» следовало бы расшифровать как отыскание уже существующего объективного права и его юридическую формализацию, что и придает этим представлениям естественно-правовой оттенок с присущей ему слабостью, а именно: презумпция существования объективного права носит умозрительный характер и не может быть подтверждена никакими наблюдениями.
Собственный вариант решения рассматриваемой проблемы развивает В.А. Белов, который полагает, что происходит не столько регулирование, сколько гражданско-правовая оценка отношений: «Гражданско-правовое регулирование, будучи по своему существу не воздействием на общественные отношения, но лишь их социальной (в первую очередь государственно-властной) оценкой, “включается” всякий раз с возникновением тех или иных конкретных общественных отношений, подходящих по своим типическим признакам под определенный род или вид общественных отношений, “оцененный” (урегулированный) той или иной нормой гражданского права, и “выключается” (становится беспредметным, т. е. обессмысливается) с изменением или прекращением соответствующего общественного отношения» [1, с. 10].
Безусловно, такой подход имеет определенные преимущества, поскольку заменяет несколько туманную концепцию регулирования отношений вполне прозрачной и простой идеей оценивания реально происходящих событий и действий с точки зрения определенных представлений, отраженных в гражданском законодательстве.
Однако понятие «оценка» с необходимостью предполагает ценностное содержание, которое прямо заложено в нормах гражданского законодательства далеко не всегда. С этой точки зрения все законодательные положения можно принципиально разделить на две группы. К первой из них относятся те, в которых открыто присутствует оценочное отношение, например: «При искажении имени гражданина либо при использовании имени способами или в форме, которые затрагивают его честь, умаляют достоинство или деловую репутацию, гражданин вправе требовать опровержения, возмещения причиненного ему вреда, а также компенсации морального вреда» (п. 5 ст. 19 ГК РФ). Ко второй группе относятся такие положения гражданского законодательства, в которых не выражено никакой положительной или отрицательной оценки явлений, о которых идет речь, например: «В случае явки или обнаружения места пребывания гражданина, объявленного умершим, суд отменяет решение об объявлении его умершим» (п. 1 ст. 46 ГК РФ). Применительно к этой второй группе положений, вероятно, более уместно говорить о юридической квалификации, а не об оценке; однако и квалификация в данном случае имеет место не в самих законодательных положениях, а лишь при их реализации в юридической практике.
Попытаемся изложить собственное видение смысла конструкции «гражданско-правовое регулирование». Разумеется, когда речь идет о законах, регулирующих общественные отношения, понимать это выражение можно лишь в переносном значении, поскольку регулирование — это волевое действие, а законодательный текст может быть в лучшем случае лишь средством регулирования, но не его субъектом.
Собственно, суть регулирования сводится к тому, что в законе описываются различные сценарии, модели поведения тех или иных субъектов. При этом подобное описание может осуществляться двумя путями. Во-первых, оно может быть выдержано в «прескриптивном» ключе, т. е. в качестве предписания, имеющего вид дозволения, обязывания или запрета, например: «В собственности граждан и юридических лиц может находиться любое имущество, за исключением отдельных видов имущества, которое в соответствии с законом не может принадлежать гражданам или юридическим лицам» (п. 1 ст. 213 ГК РФ); «Каждый участник долевой собственности обязан соразмерно со своей долей участвовать в уплате налогов, сборов и иных платежей по общему имуществу, а также в издержках по его содержанию и сохранению» (ст. 249 ГК РФ).
Второй, более распространенный вариант связан с «дескриптивным» изложением, при котором какое-либо поведение или состояние просто описывается без уточнения, идет ли речь о праве или обязанности, например: «Плоды, продукция и доходы от использования имущества, находящегося в долевой собственности, поступают в состав общего имущества и распределяются между участниками долевой собственности соразмерно их долям, если иное не предусмотрено соглашением между ними» (ст. 248 ГК РФ).
Общее между этими двумя способами описания состоит в том, что оба они обращены в будущее, поскольку законодательные положения могут быть применены лишь к тем ситуациям, которые имеют место после принятия данных положений, и даже в исключительных случаях «обратной силы закона», само собой, те общественные отношения, которые уже имели место в прошлом, никак не могут подвергнуться законодательному влиянию. Таким образом, гражданско-правовое регулирование представляет собой не что иное, как форму упреждающего моделирования, а иначе говоря, планирования действий и бездействия участников гражданского оборота.
Если принять эту гипотезу, то прежде всего следует признать, что гражданско-правовое регулирование вовсе не является монополией законодателя. Более того, самим гражданским законодательством допускается не только вертикально-властное, но и горизонтальное (само)регулирование, формой которого является гражданско-правовая сделка. Согласно ст. 153 ГК РФ сделки представляют собой «действия граждан и юридических лиц, направленные на установление, изменение или прекращение гражданских прав и обязанностей». В свою очередь, права и обязанности есть не что иное, как частные случаи моделей поведения (соответственно допускаемого и требуемого): «Цель и задачи совершения сделок состоят в создании правил ожидаемой участниками гражданского оборота деятельности, в которых конкретизируются важные с их точки зрения элементы. Суть правил состоит в уточнении тех будущих действий, которые субъекты могут и должны совершить» [7, с. 221].
Следовательно, путем сделок субъекты гражданского права осуществляют юридически значимое планирование собственного поведения. И хотя при законодательном регулировании определение прав и обязанностей носит обобщенный характер, а при совершении сделок, как правило, локализованный (индивидуальный), природа регулирования в обоих случаях является одинаковой.
Вместе с тем законодатель, как правило, стремится присвоить привилегированный статус именно государственному регулированию. Так, в подп. 1 п. 1 ст. 8 ГК РФ в качестве основания возникновения гражданских прав и обязанностей указаны договоры и иные сделки, предусмотренные законом. Акты государственных органов вполне подходят к ранее приведенному официальному определению сделки, учитывая, что большинство этих органов являются одновременно и юридическими лицами. Однако акты государственных и муниципальных органов выведены за рамки сделок и выделены в качестве отдельного основания возникновения прав и обязанностей (подп. 2 п. 1 ст. 8). Более того, хотя суд является одним из государственных органов, судебное решение также в этом перечне оснований помещено в отдельный подпункт (подп. 3 п. 1 ст. 8). Таким образом, гражданско-правовое регулирование происходит в трех основных вариантах: нормативно-властное, индивидуально-властное (правоприменительное) и самостоятельное (горизонтальное) регулирование путем сделок.
Чаще всего считается, что гражданско-правовое регулирование, как и правовое регулирование вообще может затрагивать лишь внешнее поведение субъектов права и не распространяется на их мысли, переживания и другие явления человеческой психики. Это вполне относится прежде всего к правовому регулированию, осуществляемому путем сделок. Однако гражданско-правовое регулирование, осуществляемое органами власти, будь то индивидуальное или нормативное, основано на постоянном обращении к внутреннему миру человека.
Так, в рамках института недействительности сделок предполагается, что суд способен определять юридическое качество сделки путем проверки различных психических состояний человека, чтобы на этом основании подтвердить или отменить соответствующие правовые последствия. Например, согласно п. 1 ст. 160 ГК РФ ничтожной является мнимая сделка, т. е. сделка, совершенная лишь для вида, без намерения создать соответствующие ей правовые последствия. Таким образом, законодатель исходит из уверенности в том, что суд способен отделить внешнюю форму сделки от намерений ее субъектов, причем последним отдается приоритет. Более того, как видно из п. 2 ст. 160 ГК РФ, в случае притворной сделки на суд возлагается не только контроль подлинности сделки, но и выявление подлинных намерений сторон: «К сделке, которую стороны действительно имели в виду, с учетом существа и содержания сделки применяются относящиеся к ней правила». Характерно, что истинной сделкой считается не та, которая представлена во внешней правовой форме, а именно та, которая утаивается сторонами (хотя, как презюмируется законом, известна суду).
Помимо намерений юридическое значение придается такому психическому явлению, как заблуждение. В соответствии с п. 1 ст. 178 ГК РФ «сделка, совершенная под влиянием заблуждения, может быть признана судом недействительной по иску стороны, действовавшей под влиянием заблуждения, если заблуждение было настолько существенным, что эта сторона, разумно и объективно оценивая ситуацию, не совершила бы сделку, если бы знала о действительном положении дел».
В данном случае обращает на себя внимание, что для установления факта заблуждения необходимо не только точно знать, какими представлениями руководствовалась сторона сделки при ее совершении, но и признать эти представления ошибочными, а для этого, в свою очередь, надо владеть знанием «действительного положения дел». Более того, в рамках этой конструкции суд еще и реконструирует действия стороны в сослагательном наклонении, т. е. прогнозирует поведение человека исходя из особенностей его мышления в гипотетической ситуации.
Наконец, юридически значимым во многих институтах в гражданском праве является и такое психическое состояние, как знание: «Лицо, которое знало или должно было знать об основаниях недействительности оспоримой сделки, после признания этой сделки недействительной не считается действовавшим добросовестно» (п. 1 ст. 167 ГК РФ).
При этом когда законодатель оперирует понятиями «воля», «намерения», «понимание», «знание» и иными подобными выражениями, указывающими на явления психологического порядка, он чаще всего никак не раскрывает способов их установления, считая само собой разумеющимся, что суд изначально располагает возможностью их изучать.
Кроме того, на уровне нормативного гражданско-правового регулирования допускается не только учет, но и юридическая оценка явлений психики. Примером является закрепленная в первой части ГК РФ конструкция «противоправной цели». Так, согласно п. 1 ст. 10 ГК РФ не допускаются «осуществление гражданских прав исключительно с намерением причинить вред другому лицу, действия в обход закона с противоправной целью, а также иное заведомо недобросовестное осуществление гражданских прав (злоупотребление правом)».
В этом случае законодатель вновь отступает от того принципа, что предметом правового регулирования могут быть только общественные отношения. Цель, как известно, представляет собой идеальный образ желаемого результата и поэтому относится к сфере человеческого сознания, а не поведения. Однако законодатель применяет к цели свойство «противоправности» и тем самым допускает, что цели сами по себе могут нарушать правовые нормы, которые, следовательно, могут распространяться не только на действия человека, но и на его мысли.
В постановлении Пленума Верховного Суда РФ от 23.06.2015 № 25 «О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации» предприняты попытки разъяснить смысл выражения «противоправная цель», которые сводятся к тому, что речь идет о противоправном характере не цели, а самой сделки или действий сторон по этой сделке: «В качестве сделок, совершенных с указанной целью, могут быть квалифицированы сделки, которые нарушают основополагающие начала российского правопорядка, принципы общественной, политической и экономической организации общества, его нравственные устои. К названным сделкам могут быть отнесены, в частности, сделки, направленные на производство и отчуждение объектов, ограниченных в гражданском обороте (соответствующие виды оружия, боеприпасов, наркотических средств, другой продукции, обладающей свойствами, опасными для жизни и здоровья граждан, и т. п.); сделки, направленные на изготовление, распространение литературы и иной продукции, пропагандирующей войну, национальную, расовую или религиозную вражду; сделки, направленные на изготовление или сбыт поддельных документов и ценных бумаг; сделки, нарушающие основы отношений между родителями и детьми» (п. 85) [6].
Иначе говоря, авторы судебного разъяснения положений ГК РФ фактически заменяют спорную модель «противоправной цели» двумя другими, более простыми: противоправность содержания сделки и противоправность ее последствий.
Однако при такой интерпретации оказалось бы, что сделка, совершенная с целью, противной основам правопорядка и нравственности (ст. 169 ГК РФ), ничем не отличается от сделки, нарушающей требования закона или иного правового акта (ст. 168 ГК РФ), что явно не соответствует установкам законодателя, иначе не было бы смысла посвящать им различные статьи закона. Собственно, и Пленум ВС РФ не смог последовательно провести это толкование, указав: «Нарушение стороной сделки закона или иного правового акта, в частности уклонение от уплаты налога, само по себе не означает, что сделка совершена с целью, заведомо противной основам правопорядка или нравственности» (п. 85).
Итак, в отношении природы гражданско-правового регулирования можно сделать следующие предварительные выводы.
- Правовым регулированием называется не что иное, как особый способ упреждающего моделирования, или планирования, своего и чужого поведения посредством установления субъективных прав и юридических обязанностей.
- В сфере гражданского права регулирование чрезвычайно многообразно: оно может быть как оценочным, так и безоценочным; как дескриптивным (описательным), так и прескриптивным (с прямыми дозволениями или требованиями); как нормативным, так и индивидуальным; может осуществляться как в форме актов государственных и муниципальных органов, так и в форме сделок, совершаемых субъектами гражданских правоотношений.
- Различные формы гражданско-правового регулирования неравнозначны; государственное регулирование обладает приоритетом по отношению к сделкам, поскольку актами государственных и муниципальных органов, прежде всего судебными решениями, сделки могут быть лишены юридической силы.
- Особенностью государственного регулирования по сравнению со сделками является его психологизм: помимо внешнего поведения человека этим регулированием затрагивается его внутренний мир, что выражается в придании юридически значимого характера воле, намерениям, знаниям, заблуждениям и т. п., в попытке распространить критерии правомерности и противоправности не только на действия лиц, но и на их цели; при этом предполагается, что государственные органы располагают большими возможностями по выявлению воли, мыслей и намерений, чем сами стороны сделок.
Список литературы
- Белов В.А. Гражданское право: в 4 т. Т. II. Общая часть. Кн. 2. Факты. М.: Юрайт, 2016. С. 10.
- Егоров Н.Д. Гражданско-правовое регулирование общественных отношений: единство и дифференциация. Л.: Изд-во Ленинградского университета, 1988. С. 6.
- Иоффе О.С. Правоотношение по советскому гражданскому праву // Избранные труды по гражданскому праву: Из истории цивилистической мысли. Гражданское правоотношение. Критика теории «хозяйственного права». М.: Статут, 2009. С. 512—652.
- Гражданский кодекс Российской Федерации (часть первая): федер. закон от 30.11.1994 № 51-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 1994. № 32. Ст. 3301.
- О внесении изменений в главы 1, 2, 3 и 4 части первой Гражданского кодекса Российской Федерации: федер. закон от 30.12.2012 №302-ФЗ // Собрание законодательства РФ. 2012. № 53 (ч. I). Ст. 7627.
- О применении судами некоторых положений раздела I части первой Гражданского кодекса Российской Федерации: постановление Пленума ВС РФ от 23.06.2015 № 25 // Российская газета. 2015. 30 июня.
- Родионова О.М. Правовые формы реализации волевых отношений в механизме гражданско-правового регулирования: дис. … д-ра юрид. наук. М., 2017.C. 221.
- Рыженков А.Я. Товарно-денежные отношения в советском гражданском праве. Саратов: Изд-во Саратовского университета, 1989. С. 47—57.
- Сырых В.М. Материалистическая философия частного права. М.:Юрлитинформ, 2014. С. 54.